Сергей Трищенко - ЯТ

Попутно прочёл и меню, хотя самое интересное – знаю по вновь обретённому опыту – содержится вне его.

Том решил заказать пикантность: очень уж пикантно звучало. Но оказалось, что пикантность в чистом виденьи не подавали, а она содержалась только в соусе «пикан», но зато соус «пикан» состоял исключительно из пикантностей. Толчёных и разведённых на уксусе. Такие вот парадоксы меню.

На финал официант предложил шутку, снабдив её изрядной долей иронии.

Том попросил пощады, но ему не дали: хотя она и значилась в меню, но отсутствовала в наличии.

А я решил провести эксперимент сосответствия звука и буквы и заказал безвкусицу. Долго жевал, посасывая, да так и не понял, что же я жую? И, самое главное, в чём она содерожалась: в театральной постановке, кинофильме или эстрадном выступлении? Или же универсально – во всех трёх видах искусстества? Была ли она пропитана универсальностью? Универсальной сальностью? Уникальной верстальной сальностью? Унитарной унитазной кальной… Тьфу! Унисакральностью…

Мысли мои потекли по иному пути: много ли естественного в искусстве? Не перепутал ли я случайно безвкусицу с безыскусицей? Или же перепутал не я? А кто? Кто-то же перепутал? Но разбираться больше не хотелось: вкус отшибло начисто – прессингом шоу-бизнеса. И чем только людей ни кормят! Лучше бы не кормили.

В туалетной тихой комнате, куда мы завернули после шумного зала ресторана, висело то же самое объявление: «Кикать, микать и бикать – нельзя!» (Забегая вперёд, скажу, что мы так и не узнали, что оно обозначает, хотя натыкались на него неоднократно).

Меня поразило, что, хотя ресторан рекламировался как необыкновенный и в нём потребляли не настоящую пищу, а, как и укаказывалось, пищу для ума, туалет выглядел вполне обыденно, хотя в каждой кабине выстроилась та же святая троица унитазов: гидро, пневмо, электро…

Выйдя из ресторана, я погрузился в совсем минорное настроение – настроение миноги в норе. Может, от анекдотов? не надо было Тому их давать, такие сальные. Правда, он давно не ребёнок, но всё же. Или от безвкусицы?

Чтобы отволовлечь Тома от ненужных воспоминаний, а заодно и избаверться от собственных особо миниорных мыслей – от которых хотелось слегка орать, – я решил заговорить с ним о наиболее неприятной для меня в настоящее время вещи: о себе. Том, как настоящий друг, должен был поддержать меня в трудную минуту и позабыть о том, о чём должен был забыть. Так мне хотелось.

– Скажи, Том, как ты считаешь…

– До семи, – тут же среагировал он.

– Да нет, я не то имею в виду… Это Тщеславия ведь Ярмарка… Я попробую продать своё тщеславие – что ты посоветуешь? Рискнуть? Или не надо?

– А вдруг не купят? – заинтересовался Том.

– Ну, всё-таки Ярмарка-то Тщеславия. Неужели не купят? Раньше оно было ходовым товаром: вон, ярмарку специально создали. А не купят – выброшу в мусорный ящик, надоело. Куда я с ним? Ящиков вон сколько стоит… В какой-нибудь да поместится. Может, кто подберёт, приспособит для чего-нибудь. Пыль из ковров выбивать, например, или гвозди заколачивать…

Но я ошибся: стояли не мусорные ящики, а автоматы для продажи бранных слов и выражений. Сразу зазвучали в голове слова Высоцкого:

«У автомата – в ём ума палата

Стою я, улыбаюсь глуповато:

Он мне такое выдал, автомат.

Невероятно: в Ейске

Почти по-европейски.

Свобода слова, если это – мат».

Около шеренги автоматов нехорошо пахло – потому я и принял их за мусорящики. Их ряд змееился по некрутому склонцу, поднимаясь до видневшегося вдалеке здания с аккуратной вывеской «Школа злословия»

«Р. Шеридан», – сразу вспомнилось мне. При чём тут он? Это же надо понимать буквально…

– Может, зайдём? – предложил я Тому.

– А пошёл ты… – вяло ответил он.

«Хлюуиды летають… – испуганно подумалось мне. – Надо поскорейше ухьёдивать…»

– Да, не стоит, – сцепив зубы, согласился я. – Ничему хорошему ты там не научишься… Да и я уже всё знаю.

Солнце пекло так, что хлипкие соломенные шляпы не выдерживали его натиска, они едва не дымились. Вдобавок показалось, что и на солнце написано что-то неприличное. Или хотелось, чтобы казалось. Или хотелось написать.

Том снова открыл рот. Я с испугом посмотрел на него. Ну, сейчас сказанёт!.. Я похолодел… немного полегчало, но следом, от предчувствия того, что Том может сказать, меня бросило в такой жар, что я чуть не вспыхнул. Но Том произнёс:

– Сейчас бы холодненького чего-нибудь!

Пожелание вырвалось слишком громко – что называется, из глубины души, а здешние торговцы обладали повышенно утончённым слухом, и поэтому к нам незамедлительно подскочил ближайший разносчик и заюлил, словно на льду:

– Только у меня! Богатый выбор прохладительного. Полюбуйтесь: холодный цинизм, холодное отношение, холодное отчаяние, ледяная тоска…

– Пожалуй, нам ничего не подойдёт, – поразмыслив, произнёс Том. – К примеру, если мы выберем холодное отношение, как самое безопасное из предложенного, то будем холодно ко всему относиться, так?

– Совершенно верно, – согласился разносчик, – О, я вижу, что имею дело с истинными ценителями!.. Могу предложить прохладную встречу, холодный приём, холодное равнодушие, а также, – он сделал выразительную паузу, – холодный взгляд. Газированный. Вот это – синих глаз, это – серых, это – позеленённых…

– А карих нет? – поинтересовался Том, испытывавший небезразличие к этому цвету.

– Карие всегда смотрят тепло, даже когда злятся. Правда, тогда они становятся чёрными, а это…

– А ледяного спокойствия у вас нет? – прервал его я. – Кажется, это единственное, что нам подошло бы в настоящих условиях. Или хладнокровия.

– К сожалению, – развёл руками торговец, – всё разобрали. С утра было так много… Есть ледяная вежливость…

– Спасибо. Она вряд ли пригодится, – холодно прервал его Гид, у которого, видимо, имелись с разносчиком свои счёты – с пожелтевшими костяшками пальцев.

Как бы то ни было, а прохладное завершение разговора особого облегчения нам не принесло – может, Гиду стало не так жарко, но Том утирал последние капли пота – больше влаги в его организме не оставалось.

Где-то следовало хорошо попить… да и поесть. Я подумал, что неплохо бы разыскать действительно прохладительные напитки и нормальную еду. Но не прохладный приём!

– Едят же они и пьют что-нибудь? – пробормотал Том, решающий ту же проблему самостоятельно.

– Разумеется, – Гид указал на стоящее невдалеке небольшое здание с вывеской «Настоящий ресторан». – Как я вам и обещал…

– Смелое заявление, – произнёс я. – Сейчас мы удостоверимся в истинности названия.

Мы взяли отдельный кабинет и уселись у окна за стоолик, выполненный в виде двух слепленных вместе букв «о», или же похожий на символ бесконечности, вот так: ОО, что я и попытался отразить в написании.