Сергей Трищенко - ЯТ

Я внимательно осмотрел себя и обнаружил на левой штанине маленькую ярко-красную колючку. Отодрав её и отшвырнув в сторону, я почувствовал себя гораздо лучше: недовольство исчезло.

И солнце скрылось за облаком, едва мы обошли очередной холм. А за холомом еси…

Не успели мы пройти и нескольких шагов, как прямо перед нами, словно из-под земли – а, может, так оно и было? – выросли массивные чугунные ворота с мощными каменными столбами, между стыками плит которых притаились мхи и лишайники. Камни столбов повсюду исцарапаны и истресканы, в некоторых местах испещрены чуть ли не следами зубов – кто-то из камнеедов (не Модест ли Матвеевич?) постарался. На них некогда некто пытался изобразить и некие изречения. И небезуспешно.

Ворота я узнал сразу, хотя мы подошли к ним со стороны поля, а не от леса, как я когда-то, но, возможно, лес успели раскорчевать под пашню?

Они ничуть не изменились, даже надписей не прибавилось. Очевидно, уровень грамотности с тех пор существенно изменился и достиг критического значения. Максимального или минимального? Одно дело, если писать разучились окончательно, а другое – если до жителей дошло, что писать на стенах нехорошо? Впрочем, это уже не грамотность, а воспитание.

Кирпичная кладка полуразрушенных стен, кое-где выглядывающая из-под облупившейся штукатурки, смотрелась по-прежнему старой. Доски навеса подгнили, но сами ворота оставались основательными. Выглядели солидно, украшая чугунной вязью окрестный пейзаж и соперничая с соседской растительностью. «Литых оград узор чугунный», – вспомнилось мне.

Над воротами полукругом высились полустёртые, когда-то запомнившиеся мне полупозолоченными, здоровенные буквы: «Ярмарка Тщеславия».

Дорога вела мимо ворот в пролом стены, следуя стародавней традиции, которая проехала здесь в незапятнанные времена. Мне она представлялась боевой колесницей с высоченными колёсами, окованной блистающей медью и с медным же тараном в виде бараньей головы, нацеливавшейся на новые ворота и, однако, проехавшей мимо.

Сквозь узорчатую вязь ворот и через проелом стены вблизи виднелись тёмные невысокие строения, из-за коих выглядывали строения повыше и посветлее; за теми прятались ещё более высокие и светлые здания, на горизонте сменяясь чуть ли не полупрозрачно-призрачными небоскрёбами.

А ещё ближе, чем вблизи, и начиналось самое интересное.

Увиденное напоминало кому-то недавнЯю, а кому-Том – и давнюю старину: в далёкихх годахх ХХ века в Советском Союзе подобное практиковалось. И весьма.

Тогда были очень популярны различные выставки: начиная от ВДНХ – выставки достижений народного хозяйства – до выставок республиканского, областного, городского, районного и межколхозного масштабов. Организовывались они так: выделялось обширное место, на нём строились постоянные или временные павильоны, ларьки, прилавки, садки, балаганы, шатры… И заполнялись товаром, который разрешалось не только посмотреть, но и купить. И покупка приветствовалась, что бы ни утверждали злопыхатели: не муляжи-с продавались! В шестидесятые годы стали обходиться без них.

Нечто подобное мы увидели и здесь. Во всяком случае, мне именно этакая аналогия пришла в голову, вызвав из небытия памяти – или из какого другого небытия – толпу воспоминаний.

Что приходило в голову Тому, сказать ничего не могу. Во всяком случае, он стоял молча и медленно поводил головой из стороны в сторону – то ли восторгаясь (ну, ваще!), то ли отказываясь от увиденного.

Сколько бы мы стояли и озирались (в таких случаях я обычно вспоминаю Озириса), сказать трудно. Тому всё смотрелось внове, а я видел не сегодняшнее – меня обступили воспоминания.

Некоторые воспоминания стояли молча, другие что-то бормотали под нос, третьи махали руками – одной или двумя, в зависимости от обстоятельств. Некоторые улыбались, иные плакали, прочие смотрели безразлично или же угрюмо. Я скользил по толпе взглядом, останавливал его – и воспоминания множились. Они не двоились от нахлынувшей слезы, а появлялись новые. Я казался себе не то китайским императором из сказки Андерсена, не то китайским болванчиком: тоже покачивал головой.

– Здравствуйте! – бесцеремонно растолкав толпу воспоминаний, из-за ворот протиснулся невысокий, но очень юркий молодой человек худощавой наружности со строгими чёрными глазами. Рот улыбался. Глаза – не очень. Они чего-то боялись. Или опасались. Или ожидали. Может быть, нас. Может, чего-то в нас. А может, чего-то в себе. А может, я ничего не увидел, а мне показалось.

– Я буду вашим проводником по Ярмарке, – сказал протиснувшийся. – Я вижу, вы здесь впервые? Меня зовут Гид.

Воспоминания исчезли. Да, мы очутились здесь впервые. Места, где человек давно не бывал, меняются. Или меняется сам человек?

«Два раза нету броду в одну и ту же воду», – вспомнил я не то Гераклита, не то Козьму Пруткова, не то обоих вместе, не то кого-то ещё. И спросил:

– А что вы за это хотите? – кое-какие из здешних нравов и обычаев я помнил.

– Ничего, ничего! – зацокал он, то отстраняясь руками, то прижимая их к груди. – Всего лишь хорошее отношение. Но действительно хорошее!

«Хорошее отношение, – экстраполировал я его слова в перспективу, – хорошее отношение может перерасти в… дружбу…»

– Вы хотите дружбу? – спросил я его в упор.

Он посмотрел на нас с Томом (на меня, на Тома, на что-то между нами) и вздохнул.

– Нет, такую дружбу вы мне всё равно никогда не отдадите.

Очевидно, я чего-то понял, или здесь за прошедшее время куда-то сильно сместились акценты.

– Давай возьмём его с собой, – произнёс Том, за прошлое время не вымолвивший ни слова, – он ведь хорошо знает эти места.

Я подозрительно посмотрел на Тома. По своей ли инициативе он так говорит? Тут надо держать ухо востро: что, если Гид подбросил ему какую-нибудь жалость? Я окинул взглядом одежду Тома, волосы, но колючек не обнаружил. Да Гид и не вызывал жалости. Стоял перед нами в полной уверенности, что его возьмут.

– Хорошо, пошли, – кивнул я.

И мы пошли. Уверенность Гид взял с собой. Просто повесил на плечо – как бы неглубокий пластмассовый тазик, в котором собакам после прогулки моют ноги.

– С чего начнём? – спросил Гид.

Я хотел увидеть многое. Главное – что изменилось и в какую сторону. Тому же лучше смотреть с самого начала и понемногу. Он, словно уловив мои мысли, так и сказал:

– С начала!

– С начала? – задумчиво произнёс Гид. – Начало продаётся далеко отсюда…

– Как, и начало стали продавать? – изумился я.

– А как же? – подтвердил Гид. – Помните: доброе начало полдела откачало… Незаменимо для перекачки жидкостей. Высокопроизводительная штука.