Юрий Милославский - Приглашённая

Теперь все упростилось.

К примеру, прежде цифра 42 на стенах перронов была составлена из подобных мозаике частичек черной керамики на переливчатом лиловом фоне; теперь же я обратил внимание, что ее сделали черной сплошь, да и лиловое больше не переливалось. Все прочее покрыли белыми кафельными плитками по образцу большинства общественных ватерклозетов.

Но выбирать было не из чего: мне пояснили, что дело заключается в совпадении нескольких параметров, которыми всякий раз обусловлено прибытие приглашенных, и т. к. параметры эти покуда не поддаются сколько-нибудь удовлетворительной корректировке, то нет и возможности загодя не только «выбрать», но даже определить, когда и где именно в пределах достаточно обширного участка, каким является Нью-Йорк, состоится назначенная встреча. Зачастую искомые данные становятся известными совсем незадолго до того, как наступает собственно момент прибытия приглашенных. Поэтому меня и просили ни при каких обстоятельствах не отключать сотовый телефон, чтобы адвокат/куратор мог связаться со мною чуть только потребуется, и держать при себе Сашкины документы.

Все это я давно усвоил.

Да так ли уж неудачно было избрано место нашей встречи? Во мне крепла уверенность, что Сашке оно придется по вкусу.

В моем достаточно условном, с многочисленными оговорками списке предпочтительных районов острова этот участок занимал довольно хорошее положение.

Все здесь помогало мне перевести дух, указывало на возможность почти блаженного, горьковатого покоя, а главное – обещало, что меня ни за что не догонят и, даже случайно догнав, – наверное, не опознают, но, пялясь по сторонам, протопают мимо. И я, свободный и мертвый человек, целеустремленно и спокойно пойду по своим важным делам.

Нетрудно вообразить, сколь удобно будет затеряться в этих местах. Зато кого-либо встретить – всегда крайне затруднительно: даже топографически одаренным людям назначать свиданий здесь не следует. Не мною одним и далеко не единожды отмечалось необъяснимо ущербное распределение выходов, ведущих со станции на поверхность, так что договориться с достаточной точностью, где же именно должна произойти встреча, практически невозможно. Даже оснастясь хорошенько выученными и заранее записанными координатами, куда включены не только указатели направления по сторонам света, но и названия улиц, на перекрестках которых оказываешься по выходе, никто из нас не гарантирован от смешных ошибок, распознать которые мешают всегдашняя толчея, суета и стремительное смещение противонаправленных толп. Спросить не у кого; всё и вся слитно проносится мимо. А кто не спешит, тот, очевидно, пьян, или в бреду – наркотическом либо по болезни, – или, наконец, вроде меня, заблудился, а вероятней всего, и сам не знает, куда ему надо.

Похвалюсь: искомый адрес я могу обнаружить всегда, но для этого мне приходится загодя вызвать в себе состояние отстраненной от всего внешнего деловитости.

Так было и на сей раз.

У входа в метро мне сразу же повезло: едва я спустился вниз, как на платформе два здоровенных латиноамериканских парня в тесных костюмчиках и «свиных пирогах», в точности как были некогда наряжены главные Blues Brothers [75] – сегодня их объемные изображения, собственно, манекены, чучела, почему-то сидят в витрине одного из оптических магазинов на улице Стейнвей, – легко и прекрасно запели Be2same Mucho. А на противоположной платформе хулиганского вида поддатый маленький дед с роскошной старинной гармоникой в перламутре и слоновой кости исполнял с залихватскими джазовыми синкопами «Темную ночь», так что я и не знал, кем же сначала мне стоит заслушаться.

Мне припомнилось еще одно явленное Сашке /Сашкино видение, о котором она поведала мне в одном из наших недавних телефонных разговоров. («…я всё в метро еду – во сне? – нет, как-то так. Еду, еду, смотрю, а названия остановок не могу разобрать, и люди в вагоне тоже какие-то… Какие?.. не знаю я, Колечка. Такие… Я всё стараюсь у них спросить, когда будет моя остановка, а они ничего не отвечают, улыбаются, отворачиваются, делают вид, что не слышат. Я несколько раз выхожу, но вижу, что это не то, понять ничего нельзя, на станциях какие-то оркестрики играют, но всё так… неубранно, что ли, и я опять сажусь в следующий состав, опять спрашиваю – и всё то же самое, молчат, и наконец какая-то бабка мне отвечает: вы правильно едете, только вы рано вышли. И я опять еду-еду-еду… И думаю о том, что́ мы с тобой потеряли. А мы так много потеряли, Колька, что даже и не знаем – сколько, не знаем – что. Я вот, когда училась, на античной литературе всегда сидела и думала: эти несколько имен в хрестоматии – разве это всё, что тогда у них было? Не может быть. Я и плачу от скорби по нашим с тобой неизвестным потерям. Известные я уже сто раз оплакала».

Be2same Mucho – отошла, но «Темная ночь» – продолжалась.

Заработал телефон. Куратор, звоня, по всей вероятности, из дому, а м.б., находясь в гостях, о чем я рассудил по веселым возгласам, издаваемым, несомненно, молодыми людьми, а то и подростками, с легкими извинениями попросил меня переместиться к линии А. Оттуда мне предстояло добраться к западным верховьям острова, т. е. неподалеку от моста Джорджа Вашингтона. Приглашенная ожидается у выхода из метро на перекрестке 181-й улицы и авеню Форт-Вашингтон, т. е. невдалеке от тех мест, где мы, как было описано выше, некогда проживали. Напомню, что просторные жилые дома выраженно европейской архитектуры (подобные тем, что возводились и в России в конце 40-х – начале 50-х годов) были жестоко изношены, но оттого выглядели еще живописней. Как это часто случается на острове Манхэттен, добираться сюда благоразумнее именно подземкой. Но сейчас мне невозможно было обойтись без автомобиля: куратор пояснил, что заказывать, например, такси, вообще привлекать любых посторонних свидетелей к процедуре первой встречи с приглашенными – не рекомендуется.

Стоянка нашлась достаточно близко.

Меня предупредили, что встречать приглашенную у метро следовало именно наверху и несколько в стороне от ее искомого выхода на поверхность; так я и сделал – и поэтому не пропустил появления Сашки у замызганной металлической оградки, прямо на скругленном углу здания, чей нижний этаж некогда принадлежал, если я верно припоминаю, какой-то туристической компании, а ныне был частично занят китайским рестораном «Великая Стена». Неприятное мерцание его желтой эмблемы мешало мне рассмотреть подробности, но этого и не требовалось.

Сашка была одета не в тот главный, красный ленинградский плащ, с которым читатель этих заметок уже знаком. На ней оказался плащ иной, немедленно мною узнанный – он пребывал в тех темпоральных капсулах, где содержатся ранние университетские годы А.Ф. Чумаковой: покроя, подобного ленинградскому, но поизысканнее; туго стянутый в талии кушачком; темный, переливчато-зеленоватый. Материал, который шел на такие плащи, назывался, пожалуй, дакроном.

Читать дальше