Леонид Овтин - Пляшущий ангел

Набрав снова адрес уже приевшегося порно-сайта, Дмитрий посмотрел на настенные часы, и, отметив, что с того момента, как секретарша пообещала приготовить материал, прошло больше получаса, решил снова переключиться на сайт с животными. Свой поступок он мотивировал тем, что Ирина Владиславовна может явиться не через полчаса, а раньше – через минут десять-пятнадцать, а он, увлекшись просмотром неприличного видеоматериала, может ее не заметить, что нанесет небольшой вред его репутации серьезного начальника.

Кроме того, просмотр порно-видео немного напрягал его психически, а это напряжение ему сегодня как раз совсем некстати: нужно проштудировать информацию, приготовленную Ириной Владиславовной, затем зайти к психологу, который обещал ему серьезный тест.

Вполне возможно, этот тест потребует серьезных интеллектуальных усилий – поэтому надо не напрягаться психически, и хорошо расслабиться после умственной работы.

Дмитрий Сергеевич так и сделал. Он лениво разглядывал фотографии животных, пока секретарша не положила на его стол внушительную кипу бумаг. Затем, перед прочтением материала, отдохнул минут пять, откинувшись на спинку своего мягкого кресла и прикрыв глаза. А после чтения пошел в бизнес-центр – чтобы хорошенько расслабиться в сауне. Он даже не играл в бильярд и не взял с собой никого из своих товарищей – чтобы случайно не перенапрячься морально.

Перенапрячься морально в обществе своих товарищей Дмитрий мог проще простого: стоило только товарищу спросить его: «Что ты сделал за свои два с половиной года?». Подобные вопросы выводили Грыма из себя. Он сделал не много, но до него этого не делал никто.

Нелегальные ларьки и палатки никто и не думал ликвидировать, пока Дмитрий Сергеевич не засел в Гордуме. Он, понимая, что подобные явления мешают торговле государственных магазинов и нелегально торгуют запретными товарами – петардами, дешевым вином и «паленой» водкой, принял решение по их ликвидации. Ликвидация была сделана незамедлительно. Правда, потом коллеги Дмитрия по политическому труду посмеивались над ним: «Ты бы еще на время обеда торговлю спиртным запретил – чтоб заводские рабочие не напивались». Дмитрий такие насмешки считал проявлением малодушия и низкого интеллекта. Сильный человек радеет за свое государство и не позволит, чтобы граждане портили себя некачественным алкоголем и игнорировали государственные магазины с качественными товарами. Факты вроде того, что петарды у нелегальных торговцев были вполне качественными, а в магазинах уже давно заменяют фирменную водку «паленой» Дмитрия Сергеевича почему-то не волновали, хоть он неоднократно сталкивался с ними, когда еще был «человеком из серой массы», даже не помышляющим о карьере политика.

Выходил из себя Грым – потому, что кроме ликвидации «непристойных» торговых точек не сделал ничего. Но сам он, разумеется, свое негодование мотивировал другими моральными факторами: во-первых – он один мыслящий из всех своих коллег-депутатов, которые, хоть и вносят какие-то корректировки в социум, но все же не стоят своего оклада, – именно поэтому он и не может сделать больше пользы для государства – потому что коллеги не окажут нужной помощи, а только покажут ему свои клыки, как они делают накануне съезда или конференции; во-вторых – он сейчас в том возрастном периоде, когда мужчина окончательно крепнет морально. Этот возраст придумал он сам. Он так и сказал Ромке Белякову: «В тридцать лет мужчина готовится к среднему возрасту – поэтому все переживания у него проходят в эдаком депрессивно-меланхоличном настрое». На вопрос Романа: «Почему так должно быть?» Грым привычно вышел из себя: «По качану! Посиди в Думе – и узнаешь, почему!». Потом быстро взял себя в руки и пояснил: «Чем больше ответственности – тем больше переживания. Чем больше переживания – тем тяжелее морально. Ты просто занимаешься бездельем – вот тебе и легко. А посиди в думе… Или, хотя бы, поработай где-нибудь в бухгалтерии – сразу хорошенько ощутишь».

Войдя в кабинет Юганова, Дмитрий застал психолога в компании миловидной шатенки лет тридцати пяти. Шатенка отвлеклась от своего рассказа и мило улыбнулась Грыму: – Здравствуйте, молодой человек. Я сейчас освобожу помещение. Подождите, пожалуйста, минуточку.

– Да на ради бога. Вы вовсе не мешаете. Это я – незваный гость. Николай, может, я выйду?

– Нет, нет, Дмитрий Сергеевич, присаживайтесь вон на тот стульчик.

– Психолог указал Грыму на стул возле своего стола. – Надежда Алексеевна, мы созвонимся завтра. Сейчас у меня сеанс. Серьезный сеанс.

– Да на ради бога. – Заулыбалась женщина и украдкой покосилась на Дмитрия. – Вы вовсе меня не напрягаете. Хоть послезавтра звоните. До завтра.

Надежда Алексеевна подошла к выходу и, делая прощальный жест ручкой, как-то подозрительно посмотрела на Грыма. Тот опешил и, боясь казаться смешным, тоже махнул милашке рукой: – Прощайте.

Когда женщина вышла, Юганов глубоко вздохнул и сказал своему пациенту: – Нимфоманка.

– А с виду – солидная барышня. – Грымов недовольно поморщился.

– Даже вызывающая крайнее доверие и уважение.

– Да. – Психолог снова тяжко вздохнул. – Самая проблема – не в том, что она хочет и в тоже время не хочет излечиваться, а в том, что таких как она – большинство, и далеко не все они считают себя больными. Знаешь Сальвадора Дали?

– Да кто ж этого безумного гения не знает… Он тоже был нимфоманом?

– Жена его, Гала. – С горькой усмешкой ответил Николай. – В молодости и в зрелости наслаждалась своей болезнью, а в старости – кидалась с дикой похотью на первого встречного.

Дмитрий не надолго задумался. Потом с грустной задумчивостью поглядел на своего врача: – Знаешь, по секрету тебе скажу, с моей матерью было аналогичное, но она уж, почитай, лет пять (если не больше) как не болеет.

– Значит, она – из тех немногих единиц, которые лечили себя, сами не зная об этом. Лечили – потому что просто хотели жить, а не существовать, заглушая крик больной души преходящими явлениями. Молодец, мудрая женщина.

– Я тебе больше скажу… Это при том, что она не верит ни в бога, ни в черта. Мой отец будто бы знал, что она перестанет прелюбодействовать. Я этого терпеть не мог, а он всегда мне говорил: «Она изменяет мне физически, но не духовно».

– Это верно. Те, кто изменяют физически, и не заражены духовным фанатизмом – те мудрее и духовнее большинства, которые заменяют свою духовность духовным фанатизмом, а любят только физически, при этом страдая, стеная, и пеняя на всех, кого угодно, но только не на самих себя. Ладно, слушать меня можно бесконечно и с удовольствием, но война войной, а тест – по расписанию. Давай-ка, пивни водички, – Юганов пододвинул Дмитрию небольшой графин с водой и подал пластмассовый стаканчик, который взял со столика, стоящего у окна. – Если чувствуешь небольшую жажду, да и начнем.