Леонид Левин - E-klasse

– Нет. Не угадал! Это Миша! У вас есть еще одна подсказка! Будете звонить знакомому?

Пикаю сигнализацией, входя в арку дома.

– ?

– Миша Шнайдер. Гриш, к тебе выслать «скорую» с рассолом и клизмой?!

– А-а-а. Я сейчас перезвоню тебе.

Двор затоплен черным снегом. Неопределенная утренняя солянка из шипованных шин, дорогих машин, слякоти, торжественных сталинских колонн и флигелей, выдыхаемого пара и неприятного ощущения безнадежности от уже успевших промокнуть холодных ног.

Жду минуту, две и набираю сам. Занято. Повторяю вызов:

– Алле.

– Да, алло.

– Гриш, это я, Миша.

– Миша???

– Гриш, алле, блядь!

– Вы ошиблись. – Кладет трубку.

Начинаю нервничать и набираю повторно. «Абонент недоступен, оставьте свое…» Набираю его непосредственной начальнице, что делал только раз до этого при особом случае, и то только после месяца кипрского уединения. «Абонент недоступен». Нервничаю по полной программе и жалею, что не выбрал на завтрак феназепам. Трогаюсь с места. В голове черный снег, шашлык, пар, пот, ампир и нервы, почему-то зеленого цвета.

Бабушка обращает мое внимание на здание Французского посольства. Она рассказывает мне историю строения, краткую биографию архитектора и объясняет сложность архитектурной композиции. Я вместо всего этого сказал бы просто: «Красивый дом». Мой дедушка академик, и бабушка тоже очень много чего знает.

Мы переходим улицу Димитрова по безлюдному подземному переходу и выходим напротив «Шоколадницы». Перед нами вырастает мужчина в костюме Микки Мауса. Мне сложно разглядеть детали наряда, так как он стоит против солнца, и глядя вверх на его лицо, я отчетливо вижу только силуэт известных ушей за слепящими лучами. Бабушка уже успела о чем-то с ним договориться и обращается ко мне: «Миша, встань справа от мышонка. Вот так. Возьми его за руку». Бабушка ужасно рада происходящему и суетится вокруг фотографа с «Полароидом» и самого Микки. Бабушка размахивала фотокарточкой, как веером, в ожидании изображения.

Подъезжаю к офису без пятнадцати девять. Новое, непримечательное здание из желтого кирпича с множеством современных удобств, охраной, парковкой и прочими благами, и самое главное, процентов на семьдесят дешевле, чем, если бы оно стояло в пределах Садового кольца. Мне кивает охранник. В лифт захожу с помощником бухгалтера. Здороваемся. Выходим на наш верхний этаж: тяжелое офисное молчание и «понимающие» взгляды… Коммерческое отступлениеСовременность – это ощущение безнаказанности. Нет ни страха, ни осторожности, ведь мы все уверенно существуем под чьим-то крылом, и неприятности, ну они, конечно, случаются, но не с нами, с другими – с мужиком из рекламы, у которого не стоит, когда не платишь налоги.

Официально мы агентство полиграфии. То, с чего начинал семь лет назад. Потом импортировал сувенирку из стран Азии. Потом оброс таможенными ходами. Потом научился переправлять деньги через однодневки, а не по паспорту сделки. Потом понял, что проще переправлять деньги не свои, а чужие. У меня появился агент по спецоперациям «Бомж». Знакомство, с ним я завел в кругу друзей, имена которых мы оба давно забыли. Сема, сын не последнего по значимости силовика, находил мне, и не без ноты юмора, самых экзотических россиян, которые числились директорами и главбухами самых немыслимых ООО.

К сентябрю 2005 года мое ООО «Колор-Принт» доросло до 11 сотрудников и рекордной цифры, переведенной и частично обналиченной: 4 100 000 долларов. Звонок, который заставил меня уехать на три недели в Тродос, не заставил себя ждать. Его звали Владимир Ильич, его действительно так звали. Подлечив нервы, по прилету в Москву я перезвонил, и сам предложил полковнику встречу.

С поправкой на то, что мой бизнес нестабилен и у меня нет отдела планирования, и любая речь о процентной ставке может либо обрадовать, либо сильно огорчить, я предложил стабильность в виде 4000 долларов раз в тридцать дней, первого шабата месяца. Как только предложение было обмыто, я пожалел, что не начал с 3000. Мне пришлось вернуть налоги тому же государству, а так как наше государство не представители масс, а отдельно взятое лицо, то, быть по сему, буду ему платить за свое социальное обеспечение. Я не вспоминал более о том сонном состоянии, в котором находился на острове Кипр, и уже не жалел об отдаче мзды, даже наоборот, объем шел исключительно на увеличение, а я вернул себе уверенность, смелость и чувство неуязвимости. Полковник Ильич ужинал со мной раз в месяц, ужинал по-человечески, в ресторанах с белыми скатертями.

Времена года сменяли друг друга, радость сменяла разочарование, покой – пьянство, а любовь – свободу до тех пор, пока Ильич и его команда не предложили покровительство в новом подмосковном торговом центре, а я не совершил главную деловую ошибку: шагнул в незнакомую сферу с немалыми деньгами и все с тем же чувством безнаказанности. Появился новый интерес, забытый азарт торговли и конкуренции, выставок, рекламных акций и левых путей растаможки бесполезных предметов интерьера и мягкой мебели. Я перерезал красную ленточку мебельного салона «Юнона» и отправился через дорогу, в придорожное кафе, за столик Ильича и друзей, пить за его здоровье. 25 мая 1986 годаЯ отчетливо помню спертый, тяжелый воздух гастронома, женщину-продавца с широким лицом, столпотворение и зеленую муху, замершую на заляпанной пальцами витрине. Невзирая на редкие заграничные командировки и незначительные привилегии, такие как государственная дача, дедушка с бабушкой жили скромно. Бабушка вставала на мыски и вытягивала шею, чтобы разглядеть прилавок, возвышаясь над плечами первого ряда покупателей, потом она возвращалась к исходной позиции, недовольно качала головой и шла в другой конец магазина. Там она проделывала то же самое. Я попросился подождать на улице и был отпущен.

Я стоял, опираясь плечом о бетонный фонарный столб. Мимо проплыла белая «Волга». Она неспешно катила, отражая осколки солнца на оставшихся позади кирпичных стенах. Однажды я вырасту и куплю себе такую же, и так же медленно, из области, въеду в самый центр, и это будет красиво. Бабушка неслышно подошла. В бумажном свертке меня дожидались бутылка кефира, сыр и батон белого хлеба. 1 марта 2006 годаЗакрыв кабинет на замок, я скинул пиджак, прошелся из угла в угол раз шесть-семь, посмотрел в окно и опустился в кресло, положив голову на стол. Свет я так и не включил, зная, что моя лампа гудит. Порой гудит до мигрени. Почему у меня нет просто света без звука?