Александр Покровский - Единый учебник новейшей истории

Постскриптум: ребята, а, быть может, все это провокация? – как сказал один великий ум, другому уму, музыкальному. Это они так пробуют нас – выйдут на улицы или не выйдут, можно еще укусить или уже нельзя? Может быть, господин Дворкович выступает в качестве этакого пробника? Запускает идею, и следит за развитием. А потом подсчитываем расклад сил. Во всяком случае, в этом предположении есть логика, и если это так, то укусы и усилятся, и участятся.

Дмитрий Анатольевич собрался, как Мальбрук, в поход. Помниться, в этом походе Мальбруку не повезло – умер, говорят, от огорчения, а когда несли его назад, то один, по слухам, нес его панцирь, второй – щит, третий – саблю, а четвертый – вообще ничего не нес. То есть, вернулся Мальбрук уже по частям. В русском варианте эта песенка и вовсе неприлична: «Мальбрук в поход собрался, объелся кислых щей, а после обосрался…» – в конце он умер, конечно, и не от ран.

Наша Главная Драгоценность обещала военным увеличение пенсии после 2012 года. Почему такая дата? Ну, так вы же сами-то не глупые, догадаетесь с трех раз. Правильно! Правильно надо голосовать. За того надо голосовать, за кого правильно. Хочется пенсии – голосуй, сделай свой выбор! Я свой уже сделал. Он уменьшается в два слова: «X…й вам!»

Дополнение: х…й – это общепринятое сокращение довольно длинного слова «хоругвий». Просто, п…з…ец какой-то. Мы как-то уже говорили: «п…з…ец» – это сокращенное от педикулизнец – крайняя стадия заболевания педикулёзом.

26 января Дмитрий Анатольевич в экономическом форуме в Давосе будет держать 20-ти минутную речь. Он будет говорить о чрезвычайной привлекательности России для иностранных инвесторов. А инвесторы будут задавать вопросы. Будут ли эти вопросы напрямую связаны с фамилиями Ходорковского и Лебедева – покажет время, но то, что сегодня Россия на 154 месте в мировом рейтинге по противодействию коррупции – об этом, надеюсь, все знают, как и о том, что у нас существует масса, ну, просто, масса сравнительно честных способов отъема бизнеса. И тут можно везти с собой в Давос господина Дворковича или его не везти – дело-то все равно повернется так, как надо, и если надо, то бизнес отнимут. То есть, Дмитрию Анатольевичу, я, к примеру, очень сочувствую. Сердце у меня чувствительное. Как только об инвестициях заходит речь, так у меня немедленно влажнеют глаза, а через какое-то время слезы меня так и душат, так и душат.

Взрыв в аэропорту Домодедово. 31 человек погиб на месте, 130 ранено, 20 в тяжелом состоянии. Мне позвонили и спросили, что, по моему мнению, надо было сделать, чтоб это предотвратить. Больше всего на свете я не люблю отвечать на такие вопросы. По мне лучше б все их вообще не было, и чтоб все были целы, но потом я понимаю, что, возможно я чем-то могу помочь и начинаю отвечать.

Когда-то, если что-то где-то происходило, то немедленно вылетала в то место комиссия для расследования. Первый вывод комиссии был всегда одинаков: низкая организация службы. Означало это то, что те, кто отвечает за вверенный объект, в данном случае, за безопасность пассажиров, не сделали все для того, чтоб предотвратить теракт. Жесткое заявление, но иначе и быть не может.

Когда-то никого не интересовало, спим ли мы вообще-то, как мы спим и где, и когда мы едим. Задача должна быть выполнена любой ценой, хоть ценой твоей жизни – вот, что от нас требовали. Когда я бываю в аэропортах, наших и не наших, я всегда замечаю детали – плохой контроль, охраны никакой и так далее. Это привычка. Она долго вырабатывается, а потом остается навсегда. Идешь по улице и оцениваешь крыши, подворотни, а попадается навстречу милиционер, со скучающим видом тащащий подмышкой автомат, то сразу прикидываешь – два шага до него, бросок в глаза, подхватываешь автомат… Это автоматически, ты просто проигрываешь ситуацию.

Есть такая порода людей – они ищейки, и они все время настороже. Если безопасность аэропортов доверена таким людям, в таких аэропортах очень трудно быть незамеченным – люди-ищейки всегда почуют. Почему можно спокойно пройти в зал прилета? Почему встречающие входят в этот зал? Почему их не проверяют? Вопросов много. Но стоит вам только поставить у входа человека-ищейку, и работать террористу становится сложнее. Кстати, обычные рабочие милицейские собаки отлично чувствуют человеческое волнение, неадекватное поведение. От человека с таким поведением исходит иной запах. Я уже про запах взрывчатки и железных болтов и не говорю. Просто от человека исходит запах опасности. Собаки это чуют. Поставьте собак – человек увидит их и занервничает, а собаки его почуют.

И еще: любые антитеррористические мероприятия у нас длятся трое суток. Это уже давно проверено. Трое суток – и дальше все идет на убыль. Притупляется бдительность. Она не притупляется только у людей-ищеек. Она – их сущность. То есть, все, как всегда – кадры и организация службы.

А Эльвира Набиуллина разрыдалась прямо на совещании, когда сообщили о теракте в Домодедово. Черт его знает, может быть, они – чиновники – все еще люди, и чувствуют то же самое, что и другие люди? Может, в них осталось еще чего-то человеческое, среди диодов, и они чувствуют чужую боль? Может быть, не все они воруют, потому что какую же боль может испытывать вор? Или просто нервы на пределе – катимся, вот и нервы.

Дмитрий Анатольевич в Давосе. Всего на несколько часов, полагаю, дабы произнести там речь – неудобно, все-таки, готовили, готовили. Интересно, почки птичьи, что он там пообещает инвесторам? Не таким, конечно, как компании «Siemens» и «Daimler» – эти давно замечены в понимании основных интересов российских чиновников, а другим, которые с большим волнением следили за тем, как у нас морили господина Магницкого, взявшего на себя смелость утверждать, что его преследуют (ах, ах!) самые высокие милицейские чины, не наказанные до сих пор (мы же боремся с коррупцией, кошкин х…й), и при этом куда-то делись из бюджета 5,4 миллиарда рублей – вот ведь незадача, никак их не найти, Магницкий смог бы, но он, увы, уже мертв. И при этом незаметно спи…д…ли три компании, принадлежащие фонду «Hermitage» – кто ж это забудет. Это только у нас – встал на утро и ничего не помню, что обещал вчера – а там даже Ходорковского с Лебедевым, этакая лабуда, все еще помнят, етишкин городовой. Тут, уж я не знаю, как Дмитрий Анатольевич будет изворачиваться, и будет ли он приводить в пример компанию «ВР», подобранную нами недавно на закаканом мексиканском побережье – не знаю, не знаю. Тут лицо, думаю, придется правильно держать, ожидая в него нескончаемый поток божьей росы.

Справка: слово «спи…д…ли» – это сокращенное от «спинодалили», что, в свою очередь происходит от таких слов, как «спинодаль» и «спинодальный распад». Оный распад состоит в расслоение однородного вещества на различные фазы, а слово «х…й» – это, в данном случае, слово «хомутовий». Выражение же «етишкин городовой» – означает вертикально поставленного городового в местечке Етишки. А «закаканое побережье» – означает только то, что в месте том осталось очень много вопросов, начинающихся со слова «как».