Николай Мамаев - Рейс на Катар (сборник)

– Да какой психопат! – искренне недоумевая, раскинул в стороны свои трясущиеся руки старичок. – Здесь квартировал обычный клерк! Белорубашечник, знаете ли… Может быть, он изредка и позволял себе рюмку-другую после службы, но не более того! Кроме того, это комната принадлежала моему уже давно покойному отцу, и мы с Мартой чтим его память, – казалось, старичок даже немного оскорбился, – и никогда бы не позволили… никому… – в уголках его глаз заблестели подступившие слезы.

Извинившись за неучтивость, Нежин осторожно потряс невесомую руку старика и вышел.

На Кленовой аллее не росло ни одного клена. Да и на аллею эта невзрачная малолюдная улочка ничем не походила. Она тянулась параллельно Конечной Северной, в паре сотен метров от нее, так что Нежину не потребовалось много времени, чтобы добраться. Дом № 12 по Кленовой аллее на первый взгляд казался заброшенным, однако стоило присмотреться, и в уцелевших окнах можно было заметить движение: мелькали фигуры, напоминающие призраков, время от времени зажигался и гас свет, на одном из балконов женщина в старомодной каракулевой шубе выбивала пыль из ковра.

На серию навязчивых звонков в дверь квартиры под номером 44 никто не откликнулся. Очевидно, хозяева отсутствовали, а может быть, не хотели, чтобы их сейчас беспокоили. Нежин разочарованно вздохнул и посмотрел под ноги. Лестничная площадка была заплевана и усеяна папиросными окурками. Задерживаться здесь более не было никого желания.

Последнее объявление, переписанное Нежиным в блокнот, предлагало «скромную, но чрезвычайно уютную и светлую студию на последнем этаже знаменитого дома Рукавишниковых». Само монументальное здание находилось на одноименной улице, названной в честь братьев Рукавишниковых – Владимира и Сергея, крупнейших золотопромышленников прошлого века. Бывший трехэтажный особняк после смерти обоих братьев был продан сыном Владимира Дмитрием, после чего его первый этаж был перестроен под склад, позднее были надстроены еще два этажа. В настоящее время часть первого этажа все так же оставалась отведенной под склад, которому приходилось соседствовать с небольшой продуктовой лавчонкой и парикмахерской. На втором и третьем этажах находилось порядка дюжины обычных квартир, в которых проживали фабричные служащие. На последнем, пятом этаже, куда поднялся Нежин, царил полумрак, и этаж этот скорее напоминал чердак. Однако же Нежин заметил две черные металлические двери друг напротив друга, рядом с которыми не наблюдалось ни номеров, ни звонков. Вполне возможно, что это были технические или служебные помещения. Нежин постучал в одну из дверей. Площадка наполнилась глухим металлическим гулом.

За дверью послышался шорох, там что-то упало и покатилось по полу. Щелкнул замок. Дверь со скрипом приотворилась ровно настолько, чтобы в нее могла пролезть голова. В зазоре появилось женское лицо, но рассмотреть черты не представлялось возможным – темно было не только на площадке, но и за дверью тоже.

– Вы по объявлению? Насчет студии? – настороженно спросил хриплый женский голос.

– Да, хотелось бы осмотреться на месте.

– Подождите минутку, я сейчас выйду к вам, вот только прогоню этого проклятого кота со стола!

Дверь с грохотом захлопнулась, снова щелкнул замок, послышались удаляющиеся шаги. Нежину показалось, что он слышит, как женщина бранится. Еще раз что-то упало на пол и разбилось. На этом звуки резко оборвались. Так же неожиданно вновь послышались шаркающие шаги, теперь – приближающиеся к двери.

Дверь отворилась, и на лестничную площадку вышла женщина, на вид – лет сорока-сорока пяти. На ней был свободный темно-синий махровый халат, на ногах болтались старые шлепки, которые, как выяснилось, и издавали этот неприятный шаркающий звук, сопровождающий, как правило, шаги стариков. Волосы женщины были закручены на бигуди, в уголке рта дымилась папироса.

– Не самый подходящий наряд для приема гостей, верно? – хохотнула она.

– О! Я не отниму у вас много времени! Мне будет достаточно пары минут! – улыбнулся Нежин в ответ. – Я только присматриваюсь.

– Понимаю, вопрос не срочный. Ну что же… – она глубоко затянулась, несильно закашлялась. Тлеющий окурок приземлился на пол, после чего был раздавлен и растерт бесстрашным шлепанцем.

Женщина подошла к двери напротив, достала из кармана халата связку ключей и, найдя нужный, отперла замок. Для этого потребовался всего один оборот ключа.

– Пожалуйста, смотрите сколько хотите, я никуда не тороплюсь! Кстати, я занимаю точно такую же, разве что окно в противоположную сторону. Мое окно выходит на Бушеме.

– Прекрасно, – не слыша ее, отозвался Нежин.

Небольшая комната с высоким потолком и белеными стенами, на которых были развешаны несколько картин и гобеленов, показалась Нежину уютной. Здесь чувствовалась та самая атмосфера, что необходима любому художнику. В центре одной стены – высокое панорамное окно с двумя форточками. Из окна слегка сквозило. Справа от окна в углу стоял накрытый серой грубой тканью мольберт. Посреди комнаты находился небольшой письменный стол. У стены, противоположной окну, – несколько брошенных друг на друга матрасов в качестве постели.

– Для постоянного проживания это место, конечно, вряд ли сгодится. Вернее, может подойти не для каждого. Сами видите: из удобств здесь только раковина, – она ткнула пальцем в левый угол помещения, – кран, кстати, работает исправно, да и топят всегда как положено.

– А что насчет туалета?

– Туалет отсутствует, как видите. На третьем и втором этажах есть туалеты общего пользования. Кстати, баня неподалеку, – она махнула рукой в неопределенном направлении, – только дорогу перейти.

– Хм, понятно, понятно… – Нежин продолжал осматривать комнату. Он надеялся зацепиться за что-нибудь. За что-нибудь такое, что сможет подсказать ему. Может быть, огрызок карандаша или листы исписанной бумаги. Глупо, конечно…

Повисла пауза. Было слышно, как незнакомка затягивается папиросой, выдыхает дым, шмыгает носом.

– Я живу здесь почти пять лет. За это время удалось кое-как обустроиться. Уж всяко лучше, чем жить с выжившей из ума старухой, верно?

Нежин обернулся.

– Это точно! Вы абсолютно правы! Абсолютно! Вы художница?

Она улыбнулась.

– Почти! Я скульптор. Марго, – она протянула Нежину руку. – Но это не от «Маргариты», нет, совершенно не оттуда.

– А я Нежин. Просто Нежин, – ответил, заглядывая в ее черные, прищуренные от табачного дыма глаза. Только сейчас Нежину удалось хорошо рассмотреть ее лицо. У Марго были широкие скулы, что ее ничуть не портило. Когда она улыбалась, на впалых щеках появлялись очаровательные ямочки. Ее черные, как у цыганки, глаза не переставали смеяться над ним и в то же время пристально смотрели, изучали, оценивали.