Николай Агафонов - Свет золотой луны (сборник)

– А я ведь родился тоже в Кузьминском уезде, – сказал он радостно, когда на его расспросы она поведала, что родом из Кузьминска.

– Правда, – обрадовалась Анна, прижимая кулачки рук к груди, – и в каком же селе вы жили?

– Тураньево, – с улыбкой ответил майор, видя, как по-детски радуется медсестра.

– Ой, как это хорошо, мы Тураньевых знали, это были очень хорошие люди.

Улыбка при этих словах сползла с лица Коновалова. Он пробормотал что-то неясное и ушел, чем очень озадачил Анну. После этого разговора майор старался избегать медсестру и пришел прощаться лишь в день выписки.

– Спасибо вам за все, Анна Александровна, и до свидания.

– А, Степан Афанасьевич, желаю больше к нам не попадать. Потому говорю прощайте, товарищ майор. – И Анна улыбнулась Коновалову по-детски открытой улыбкой.

Майор хотел было развернуться и уйти, но в нерешительности остановился.

– Так вы говорите, знали Тураньевых?

– Да, знала, – немного удивившись, ответила Анна, – они у нас в доме бывали. Очень милые люди. Вы тоже их знали?

– Знал, – коротко ответил майор и вновь собрался уходить, но потом в какой-то отчаянной решимости опустил свой вещмешок на пол.

– Знаете, Анна Александровна, как у меня тут… – Он кругом провел сжатой в кулак рукой по груди.

Анна с беспокойным недоумением продолжала взирать на майора.

– У меня… словом, я должен кому-то рассказать. А лучше вам, коли вы знали Тураньевых.

Анна с беспокойством ждала продолжения.

– Так знайте же, Анна Александровна, это мы вместе с деревенскими парнями сожгли Тураньевых. В их же собственном доме и сожгли.

– Зачем вы это сделали? – Анна уже в испуге глядела на майора.

– Да сами не понимали, что творили. Словно нашло какое-то безумие. Один крикнул: «Давай спалим помещиков», и все пошли, и я тоже. Вроде как игра такая.

– Какой ужас, – прошептала Анна.

– Да, вы правы, это ужас. А я ведь благодаря Тураньевым грамотой овладел. Меня сам Петр Константинович читать учил, а потом и в школу определил. Когда наши-то ворвались в дом, пьяные и злые, Петр Константинович с супругой своей сильно перепугались. А как меня Тураньев увидел, сразу упокоился, даже обрадовался. Кинулся ко мне: «Степа, как хорошо, что ты здесь. Ты урезонь, пожалуйста, своих товарищей. Это же некрасиво так вести себя». Мне и стыдно, и в то же время от этого стыда такая злость взяла, что я ударил Петра Константиновича. Он упал, а я выбежал из дома. Потом, уж когда запалили, кинулся открыть дом, да не успел, обгорел малость, но не успел. Вот так, Анна Александровна, теперь вы меня презирать будете. Оно и поделом. Вам рассказал и вроде как исповедовался, – махнув рукой, Коновалов встал, взял вещмешок и пошел к выходу.

Анна растерянно смотрела ему вслед. Только майор взялся за ручку двери, как рядом с госпиталем раздался взрыв. Майор упал на пол и увлек Анну, прикрывая ее собою от осколков. На них посыпалась штукатурка.

– Что за черт? – воскликнул майор, вскакивая и озираясь.

Мимо бежал молоденький лейтенант. Майор окликнул его.

– Товарищ майор, там немцы прорвались в направлении нашего городка. Меня послал командир роты собрать в госпитале всех, ну, словом, кто может с оружием…

– Понятно. Я с тобой.

Майор быстро зашагал за спешащим лейтенантом.

– Вчера только и успели окопаться. Ждем подкрепления. Уже идет, – объяснял майору на ходу лейтенант.

Анна пошла к главному врачу Семену Марковичу Смышлянскому. Прифронтовой госпиталь, где трудилась Анна, должен был уже завтра передислоцироваться из-за угрозы прорыва немцев на этом направлении. Семена Марковича Анна застала за хлопотами по подготовке к эвакуации госпиталя.

– Антон Захарович, – обращался главврач к своему заместителю, капитану медицинской службы Могилевскому, – надо бы на позицию отрядить пару санитаров, для первой медицинской помощи, у них там никого.

– Товарищ подполковник, – тут же встряла в разговор Анна, – пошлите меня.

Смышлянский крякнул и скептически посмотрел на худенькую фигурку Анны.

– Семен Маркович, – Анна посмотрела на главврача с извиняющейся улыбкой, – вам же все равно некого посылать, Шакиров и Самсонов здесь нужны, а я возьму Джанибекова.

– Хорошо, – махнул рукой подполковник, – возьмите все необходимое в перевязочной, и товарищ Могилевский вас подбросит на передовую.

В ворота, а вернее, в проем, который был раньше воротами женского Введенского монастыря, лихо вкатили два представительного класса автомобиля. Они остановились у бывшего монастырского корпуса.

Из одного автомобиля выбрался полный мужчина во внушительном костюме с галстуком. Это был глава Кузьминского района. Его сопровождало два человека: замглавы и главный архитектор города. Из второго автомобиля вышел архиерей в сопровождении тоже двух человек: секретаря епархиального управления и завхоза епархии.

– Вот, владыка, – хозяин района широким жестом обвел полуразрушенные строения, – забирайте все в свое хозяйство. Здесь было ПТУ, мы его отселили. Устраивайте монастырь или что там еще хотите. Времена теперь другие. Вы сегодня правильно сказали: настало время собирать камни. – И глава района засмеялся.

Владыка оглядел заросший жирной крапивой двор бывшего монастыря и полуразрушенный собор.

– Да, дорогой Сергей Павлович, здесь, пожалуй, только камни и собирать. Ну а насчет кирпича, у вас же в районе заводик кирпичный?

– Много, владыка, не обещаю, – развел руками глава администрации, – но тысяч двадцать-двадцать пять дадим. Кстати, здесь в бывшем монастырском саду монахиня живет. Ей уже за девяносто. Почитай ровесница века.

– Это интересно, – живо откликнулся архиерей.

– А давайте пройдем, владыка. Там у нее домик небольшой. Я еще пацаном был, – продолжал рассказывать уже на ходу глава района, – когда к ней генерал приезжал и помогал этот домик восстанавливать. Говорят, она того генерала с поля боя вытащила, раненого. Я этому верю, у ней награды за Великую Отечественную есть, это уж точно знаю.

По тропинке, мимо одичавших яблонь, прошли к небольшому домику. Но сколько ни стучались в дверь, никто не открывал. Постучались громче. Вскоре скрипнула дверь и вышла немного сгорбленная старая монахиня в подрясничке и сером апостольнике. Она оглядела всех внимательным взглядом. Ее почти бесцветные глаза, подернутые влагой постоянной старческой слезливости, словно излучали свет. Свет теплый и ласковый. Архиерей был без панагии, в подряснике и скуфейке, а секретарь так и не расстался с широкополой греческой рясой и большим крестом с каменьями. Что и говорить, протоиерей Владимир Куницын выглядел куда солидней, а небольшого роста худенький архиерей смотрелся скорее секретарем этого солидного батюшки. Но монахиня, обойдя стороной отца Владимира, прошла прямо к владыке и, смиренно сложив руки, попросила: