И. Евстигней - Переводчик

– Что с вами?.. Вам плохо?.. Я могу вам помочь?..

Отрывистые немецкие слова падали на мой мозг тяжёлыми, вывороченными из стен мрачных средневековых подземелий булыжниками, стараясь заживо погрести меня под своей поминальной пирамидой. Я замер, пытаясь понять, что он мне говорит, и потерял ту самую драгоценную секунду, когда ещё можно было бы сбежать, спастись от этого многоголосого монстра… но я не успел. Многоязычное головоногое вынырнуло из пучины, охватило мой мозг всеми своими щупальцами, впилось ядовитыми присосками, проникая внутрь, в мои святая святых, в сокровенную серую плоть, пытаясь расчленить её, вырвать свой кусок нейронного студня, упорно продолжающего хранить свои тайны от всех врачей и учёных. Я сполз на пол, на колени, обхватил голову руками, уже не контролируя себя, пытаясь хоть как-то защитить свой мозг – самого себя – от безжалостных жгучих плетей. Каждый язык, который доносился до меня из толпы, настойчиво требовал своего – уникальной, перестроенной только под него структуры сознания, и мой мутированный сгусток нейронов метался между ними, не в силах не подчиниться этому зову, сотворённый создателем для того, чтобы понимать, понимать, понимать…. Они были не виноваты, эти люди, которые обступили меня плотным кольцом, предлагали помощь, протягивали бутылки с водой, кричали, что нужно вызвать врача – мой мозг раскрывался навстречу их таким разным, почти несовместимым между собой языкам, в стремлении понять самому и помочь им понять друг друга… Изысканное бордо французского с примесью мелкой, секущей в кровь стеклянной пыли; замешанный на древних ядах тягучий мёд арабского; тяжёлые капли жира раскалённых в адском котле" великой справедливости" африканских наречий; инквизиторский ведьмин бульон испанского; безупречный в своей предельной остроте клинок японской катаны… и жаркий, настойчивый шёпот, исходящий из их многовековых глубин, требующий одного – пойми нас и помоги понять нас другим…

– Замолчите, пожалуйста… замолчите!!! – выдохнул-простонал я, задыхаясь от боли, уже не осознавая, на каком языке и кому я молю эти слова… – Замолчите…

И, словно внемля моей мольбе, по милосердной воле, снизошедшей ли свыше или поднявшейся из глубин моего подсознания, мой разум погрузился в благословенную беззвучную бездну, недосягаемую для щупалец многоязычного головоногого, туда, где стирались все рамки и правила, где оставалось только я, моё я, то, что управляло всеми миллиардами миллиардов нейронов, туда, где существовал лишь один язык – праязык всех существующих и существовавших когда-либо языков, где оставались только сокровенные смыслы, не требующие языковых облачений, чтобы быть понятыми и прочувствованными. Благодатная тьма охватила меня, и я мягко завалился на скользкий плиточный пол…

Невесомо-серая полутьма раннего утра нежно обволакивала меня со всех сторон. В приглушённом свете ламп толстое стекло потолочной линзы стало почти невидимым, так что казалось, что стоит неистовому ветру, сейчас в очередном приступе ярости рвавшему на клочки тяжёлое тревожное небо, на мгновение утихнуть, как корявые ветки с ошмётками листьев, пучки сухой травы и обрывки рекламных плакатов плавно спланируют прямо в центр зала. Я лежал в безопасном удалении от" жилой зоны" терминала. Интересно, кто догадался перетащить меня сюда, подальше от человеческих голосов? Да ещё и заботливо укрыть мягкой вельветовой курткой? Кем бы он ни был, этот догадливый – подозрительно догадливый – мой спаситель, огромное и искреннее ему спасибо.

Я приподнялся и сел, оперевшись спиной о колонну. От вертикального положения перед глазами поплыли круги, и вообще я чувствовал себя, как чудом спасённый утопающий, успевший прикоснуться к бездонному ничто. Поэтому я сидел и бездумно смотрел на зал ожидания главного международного аэропорта Имперских Соединённых Штатов, который в этот ранний утренний час был похож на лагерь переселенцев времён великого "возвращения домой". Это было время, когда люди разных национальностей, подгоняемые эпидемиями и войнами, в паническом страхе начали возвращаться на свои исторические родины – я видел такие лагеря в старых-престарых документальных хрониках. Между грудами чемоданов, рюкзаков, сумок, сверху заваленных ворохами одежды, спали люди, защищённые и одновременно ограниченные жёсткой скорлупой своего сознания, осенённые благодатью стабильности и здравомыслия. Но если в мире должно существовать некое равновесие между здоровьем разума и его болезнью, на чью тогда долю в полной мере выпадает второе?

Ладно, Алекс, хватит рассуждать о вечном. Выжил – молодец, а теперь надо и дела делать.

Осторожно, как крадущийся за мышью кот – не дай бог кого-нибудь задеть, разбудить! – я пробрался между спящими людьми к своему креслу и перетащил свои нехитрые пожитки в дальний угол терминала. Потом передвинул поближе к себе информационную стойку, чтобы защищала меня от посторонних глаз, развесил на ней выстиранные накануне трусы и футболки…

– Лёшка, да ты чистоплотен, как твой Елисей! Тот готов себя вылизывать по три часа кряду, чтобы даже запаха не оставалось, и ты такой же.

Берёшь с него пример? – Аля весело засмеялась. – Никогда раньше не встречала таких парней!

– Ну так я вылизываю себя, чтобы тебе потом было приятно вылизывать меня… – я улыбнулся и навалился на неё всем телом. – Попробуй?..

Воспоминания, воспоминания… только это тебе теперь и осталось. Я вытащил из кармана ключи от своей воронежской квартиры – тонкую металлическую пластинку с висящим на ней массивным брелком-оберегом. Вот уж не думал, что они будут сопровождать меня по всему миру! Потом достал планшет и провёл пальцами по экрану. Распознав мои отпечатки, монитор засветился чёрным светом и выкинул табличку «Приветствую тебя, хозяин». Я автоматически кивнул ему в ответ и едва не рассмеялся – ну вот, дожил, уже и с техникой начал общаться, как с живым человеком!

С трудом пробравшись сквозь завалы накопившихся писем, уведомлений, срочных предложений работы от настойчивых в своей нужде работодателей и прочего не интересовавшего меня сейчас мусора, я отыскал Алину страничку…

…Удалить файл «Я её люблю»?

Да!

Вы уверены?

Да!

Удаление невозможно. Файл используется. Пожалуйста, сначала разлюбите, потом удаляйте…

Я поплотнее закутался в чью-то заботливо оставленную мне куртку. Воздух был душным и густым, словно надвигающийся с океана ураган спрессовывал воздушную смесь над материком в студенистое марево. Но, несмотря на это, меня знобило. Холод рождался где-то глубоко внутри и навязчивой зыбью расходился по всему телу. Я поёжился… Сколько уже можно страдать из-за этой несчастной любви? Год, два, три, вечность?.. И что такое вообще эта любовь?! Безумный клубок чувств, мыслей, эмоций, где переплелось всё – невероятная нежность, интерес, вожделение, страсть, желание дарить заботу и счастье, жажда наслаждения, благодарность, ревность, тоска, болезненная зависимость, чувство полёта – клубок, где каждая ниточка, за какую ни возьмись, ведёт к ней, к ней, к ней…