Milla Smith - Судьба амазонки

Архелия без сил распласталась на узкой лавке в небольшой комнатушке и ждала возвращения матери. Девушка втайне надеялась, что отец всё же не предаст её. Милость или строгий приговор? Несколько последних дней она провела в своём скромном укрытии, не в силах есть, думать, двигаться… Тело, мысли и чувства одеревенели, они сковали цепями отчаяния всегда деятельную натуру. Девушка не знала страха, так научил отец. Архи быстро принимала решения и редко ошибалась. Она росла среди непроходимых лесов, участвуя в охотах или боях. Воины любили и берегли отважную девчушку. Да, они обычно помогали ей, но сейчас принимали сторону отца, также полагая, что другой участи юной ратнице не уготовано. Своей внешностью дочь барона более напоминала парня: крепко сложенная фигура, цепкий твёрдый взгляд из-под мрачно сдвинутых бровей, отчаянно смелый характер.

Архелия не привыкла к мирной жизни. Те редкие минуты, что мать проводила с ней, казались девочке скучными и тоскливыми. Тихая женщина была занята какими-то мелкими и неинтересными делами по хозяйству. Баронесса постоянно хлопотала по дому, отдавая распоряжения слугам. Иногда сама включалась в работу, не брезгуя никаким трудом и наглядно показывая, как и что надо исполнять. Часто в их дом за помощью или советом приходили простые люди. Мать Архелии выслушивала их жалобы и решала проблемы, боясь побеспокоить вспыльчивого мужа. Он взрывным скверным характером мог настроить население земель против своей власти. Хотя в душе барон был настоящим защитником, но, увы, не был способен разобраться в обыденных нуждах вверенного ему богом народа. В доброте и человечности правитель видел проявление слабости духа. Владыка часто принимал излишне жестокие решения. Жена пыталась оградить людей от лёгкого на расправу супруга и велела выстроить для приёма ходоков и больных приземистый бревенчатый домик, стоявший особняком в господском дворе. Сейчас в нём ожидала решения своей участи сама Архи. Там, в одной из маленьких комнат, где не было ничего, кроме крошечной, вымазанной глиной печки, лавки и стола с различными снадобьями и лечебными травами, провела она несколько тягостных дней.

Мать вошла и в сердцах сбросила накидку на стол, но дочь даже не пошевелилась. Несчастная «невеста» лежала в углу на скамье, покрытой овечьей шкурой. Меч, щит и лёгкие доспехи были небрежно брошены на пол. Зная, как Архелия трепетно относилась к своему оружию, можно было оценить её нынешнее ужасное состояние. Баронесса тихо села на край импровизированной кровати рядом с дочерью. Она даже не решалась утешить и погладить юную девушку по голове. Архи с детства не понимала проявлений её нежности и принимала её в лучшем случае холодно и безразлично. Женщина не знала, с чего начать разговор, она обратила внимание, что на мех наброшено серое льняное полотно.

– Зачем ты накрыла мех? Так, наверное, жёстко лежать?

Архелия повернула голову, глаза её были красными, а под ними тенью пролегла непривычная синева.

– Зато плакать удобнее…

– Вечно ты выдумаешь… В богатых домах так не принято. Ты и мужа на это положишь?

По реакции, которую вызвал намёк матери, можно было понять, какую боль причиняет девушке воспоминание о решении отца. Архи закрыла глаза и со стоном отвернулась:

– Он не передумал…

– Ну не терзай себя. Отца, ты знаешь, не переубедить. Я сделала всё, что смогла, и так надоела ему, что он пригрозил отослать меня прочь, доживать свой век в деревне. Нашему народу нужен хлеб. Да, да… И ты, и я знаем об этом. Мужчин осталось совсем мало, обрабатывать землю некому, начнётся голод. Бесконечные войны нас обескровили. Ты – единственная надежда на спасение княжества. Твой будущий муж достойный человек, отец ему доверяет. Все говорят, что он опытный воин и разумный хозяин. Наверное, так я должна говорить… И всё же я вижу, что замужество не для тебя, оно тебя погубит.

– Почему?

– Ты не годишься для Клеппа. Герцог вообще равнодушен к женщинам, а уж таких, как ты, любить вообще сложно. Отец совсем испортил твой характер.

– Что же мне делать?

– Уезжай.

Не веря своим ушам, Архелия приподнялась на кровати и вопросительно посмотрела на мать.

– Ты всегда говорила, что я должна смириться и терпеть. О доле, которая выпадает нам по воле богов, – она даже улыбнулась сквозь слёзы, вспомнив бесплодные попытки баронессы вразумить дочь. – Что «надо переломить себя ради будущей семьи и детей». А сейчас ты гонишь меня в неизвестность?

– Нет, нет, нет, – мать затрясла головой. – Как ты могла так подумать! Возьми золото и камни в дорогу, но твоё настоящее богатство – ум, сила и отвага. Надейся на них. Я буду молить богов, чтобы даровали тебе удачи. Найди тихий приют в дальних землях, только не теряйся – давай о себе знать. И когда отец успокоится, вернёшься. Если ты останешься, то в замужестве иссохнешь от тоски и нелюбви. Умрёшь, не начав жить. Боги и отец создали тебя такой, и никто не должен тебе мешать идти своей дорогой. Я благословляю тебя сейчас, а барон потом поймёт и простит.

– Но у меня нет сил ехать, даже встать…

– Надо. Осталось мало времени. Я дам тебе один отвар, ненадолго он поддержит тебя. А пока велю приготовить твоих любимых лошадей.

– Хорошо, но я сначала доберусь до Хельги, тогда мне будет не так одиноко.

– Да, да. Я хотела о ней сказать. Нет более преданной тебе души в наших владениях.

Снадобье, приготовленное заботливыми руками матери, начало медленно, но действовать. Архелия неуверенно встала и вышла в пустеющий к вечеру двор. Нетвёрдой поступью приблизилась она к родному дому. Силы постепенно возвращались, и надежда слабым огоньком согревала сердце. Девушка оглянулась вокруг, и такое привычное для неё место предстало в неожиданно новом свете. Кажется, она никогда не любила его так сильно, как сейчас. Архи боялась, что не увидит его уже никогда, и мысленно прощалась с каждой мелочью. Стать изгнанницей в такие тёмные времена часто означало смерть, но и в прошлом, и в будущем плата за свободу очень высока. Многократно видевшая кончину друзей и врагов дочь барона понимала её неизбежность, как никто другой. Она была готова рано или поздно явиться на суд богов, но хотела предстать перед ними с не испорченной предательством душой. Внутреннее благородство равно не позволяло ей предать ни другого, ни саму себя.

Прислуга, закончив приготовления к предстоящему торжеству, расходилась. Люди торопились засветло проделать недолгий путь до своих бедных хижин. Изредка попадались припозднившиеся строители. В большинстве своём это были бродяги, пытавшиеся заработать на кусок хлеба. Они торопливо и нехотя кланялись и также спешили к своим наскоро сколоченным грязным баракам. Барон давно затеял нешуточное строительство, желая укрепить городские стены и дом. Процесс затянулся, потому что в ходе работ хозяин то и дело вносил коррективы. Теперь уже никто не мог с уверенностью сказать, какое сооружение получится в результате. Поскольку перечить отцу Архи было небезопасно, приходилось неоднократно разбирать и перестраивать либо почти завершённые башни у ворот, либо высокие стены. Однако самих строителей нисколько не расстраивала затянувшаяся стройка. Они были рады подольше иметь и крышу над головой, и еду.