Владимир Лорченков - Кукурузный мёд (сборник)

– Ну шлюха, шлюха я, – шептала она, когда Диего, поставив ей на спину кувшин с вином, стегал до крови перед тем, как повалить на пол и овладеть.

Чем больше Диего бил и унижал Ольгуцу, тем сильней она в него влюблялась. Так что Диего перестал разговаривать с Ольгуцей и отдавал ей приказания щелчком пальцев. Вскоре Ольгуца кончала от одного лишь щелчка. Она любила сидеть в ногах и Диего и прижиматься щекой к его руке. Кажется, я открыл не только секрет корриды, но и секрет жизни, думал иногда Диего. Он процветал. А слабак Хосе, не выдержав измены Ольгуцы, застрелился. Диего, узнав об этом, лишь усмехнулся и пробормотал непонятную фразу. Что-то вроде «Одесса, вч, стройбат, незапланированный, кули». На поминки он не пошел.

На следующий день его ждала коррида.

Бабушка Стелуца сердито гремела горшками у печи. Она говорила.

– Этническая молдаванка София Ротару стала самым главным мафиози полуострова Крым! – сказала бабушка Стелуца.

– Надежда Чепрага стала… – сказала бабушка Стелуца.

– Впрочем, неважно, – сказала бабушка Стелуца.

– Телеведущая Вербицкая трахалась в Кишиневе со своим вторым мужем! – сказала бабушка Стелуца.

– Паренек из Кишинева по фамилии Олешка стал известным шутом на российском телевидении! – сказала бабушка Стелуца.

– Девчонка из Кишиневе Наташка Морарь вышла замуж за известного актера театра Куклачева, – сказала бабушка Стелуца.

– У него даже фамилия особенная, Кототрахов, – сказала она.

– Вот так, – сказала бабушка.

– А Лоринков? – сказала она.

– Парнишка из Кишинева начал записывать своим пьяные галлюцинации и стал всемирно известным писателем, – сказала она.

– И похмеляется теперь не у ларька, а на лучших фуршетах, и блюет теперь с перепоя в лучших домах Европы, – сказала она.

– Эвон, когда Гонкуровскую премию ему вручали, блевал прямо на Елисейские поля, и саму Карлу Бруни за жопу схватил! – сказала она.

– Это видано, чтобы просто молдавский парнишка получил в глаз от самого президента Франции?! – сказала бабушка Стелуца.

– Нет, в левый глаз, а синяк справа это банальность, это от жены, – сказала бабушка Стелуца задумчиво.

– Певица Инфинити, которая поет «когда я уйду ты станешь ветром», уроженка Молдавии! – сказала бабушка Стелуца сердито.

– Один из солистов группы «Дискотека Авария» молдаванин! – сказала бабушка Стелуца.

– Ну, который самый тупой, – сказала бабушка Стелуца.

– Молдаванин Руслан Проскуров полтора года матюгался на центральном канале русского ТВ! – сказала бабушка Стелуца.

– Известный культуртрегер Марат Гельман, который целует милиционеров в жопу взасос и фотографирует это в знак эстетического протеста, тоже родом из Кишинева, – сказала бабушка Стелуца.

– Алкоголик и телеведущий Николаев когда-то спивался в Кишиневе! – воскликнула она.

– Уроженец Молдавии Раду Тиру сменил паспорт на Диего эль Матадор и стал самым великим матадором мира и кумиром Испании! – сказала бабушка Стелуца.

– Натали Портмен зачали всего три года спустя после переезда из Кишинева! – сказала бабушка Стелуца.

– Сам Пушкин в Молдавии пил вино, ел вишни и дрючил местных баб до одури, – сказала старая Стелуца.

– Да что там Пушкин и прочая фигня, – сказала бабушка Стелуца.

– Говорят, даже Путин имеет молдавские корни! – сказала бабушка Стелуца.

– Просто ему неудобно, и он стесняется, – сказала бабушка Стелуца.

– Весь мир произошел от молдаван, – сказала бабушка Стелуца.

– А ты, говно? – сказала бабушка Стелуца.

И с грохотом поставила на стол чугунок с мамалыгой.

Петря с грустью оглянулся. Бежать было некуда, так что он сел к столу и стал кушать мамалыгу, перекатывая самые горячие куски во рту бережно, словно минетчица-проститутка – хозяйство клиента. С виду и дом Петри, где неистовала бабушка Стелуца, и сама деревня, где был дом, представляли собой идиллию а-ля натюрель. Но Петря знал, что это обманчивое впечатление…

Молдавская деревня давно уже ничего не выращивала и не производила.

Ароматная рассыпчатая крупа была куплена в итальянском супермаркете под Кишиневом. Сделана – в Румынии. Чугунок привезли со стройки в России односельчане. Сок и сахар в сельпо были украинские, хлеб – турецкий, мясо – румынское, водка, мыло и спички – русские, виноград – чилийский, помидоры и огурцы с зеленью – греческие, сыр – болгарские, телевизор в доме – корейский, ковер – словацкий..

Молдаване производили только рабов и проституток.

На что ему сейчас ненавязчиво намекала бабушка Стелуца, которая в проститутки не подходила по возрасту, а в рабы – по физическим показателям, с грустью подумал Петря. Сам Петря не подходил для проституции по половым показателям, а в рабы не хотел идти из принципа.

Петря глотнул особенно большой кусок мамалыги и грустно поглядел на бабку Стелуцу.

Та ответила безжалостным взглядом молдаванки, постаревшей в ожидании визы в ЕС…

* * *

Петря Есинеску был молодым прогрессивным молдавским драматургом.

Как и все молодые драматурги Молдавии, он не желал работать, и жил в селе за счет сестры, честно торговавшей собой в Стамбуле. Еще Петря писал пьесы, которые не ставили в театрах Кишинева.

Пьесы Петри, как и любого другого молдавского драматурга, делились на две категории, и злоязыкий Лоринков утверждал, что это от общей убогости современной молдавской мысли, да и вообще тупости и бездарности земляков.

Петря не был склонен разделять эту точку зрения.

– Просто ничего больше в голову не приходит! – говорил он виновато.

Итак, два вида пьес…

Первый – про Ленина. В них статуя Ленина оживала, толкала речь с броневика, пугала крестьян молдавского села возвратом коммунизма, а потом таяла в тумане. После этого крестьяне плакали, пили вино, бросали шапки в воздух, целовались в задницы, и бежали к границе с Румынией, чтобы поскорее пересечь ее и спрятаться даже от памятника Ленину……

и вся драматургическая общественность Кишинева очень обиделась, когда Лоринков приписал к такой пьесе концовку, в которой румынские пограничники отбирают у крестьян бранзулетки…

Вторая – про Европу. В них крестьяне молдавского села ужасно хотят в Европу, а их туда не пускают, но не потому, что крестьяне дурно пахнут, а потому, что в них сильны еще пережитки коммунизма. Тогда крестьяне собираются в селе, сгибают железный памятник Ленину и берут его по очереди в задницу, снимают это на мобилу, и выкладывают в ролик на ютуб. После этого ролик показывает в своей программе по сельскому ТВ сама Кототрахова, и уже ее затем цитируют в Румынии. Всё село получает визы. Железный Ленин, – прихрамывая, и потирая и почесывая ягодицы, – растворяется в тумане…