Найля Копейкина - «Антиполицай». Удушение (сборник)

Лена не дала досказать Крещенскому.

– Я не думаю, что Борис Аркадьевич считает меня убийцей. Скорее всего, Вы это выдумали.

Крещенский разозлился. Он привык видеть перед собой людей подавленных, приниженных, а эта ещё «чего-то думает». Злоба обозначилась в его сузившихся белёсых глазах. Нагнувшись к Лене через стол, он прошипел девушке почти в самое лицо:

– Думать, милая, будешь в камере, там у тебя будет много времени. Годочков пятнадцать-двадцать отсидишь за своего козла.

В глазах Лены мелькнули испуг и ужас.

– Я?

Увидев испуг в глазах Лены, Крещенский немного успокоился: «Так-то».

– Гражданка Травкина, свидетель Гвоздиков Борис Аркадьевич утверждает, что видел у Вас в квартире коричневый портфель точно такой же, какой видел у покойного Воротникова. Что Вы скажете на это?

Крещенский специально называя Лену гражданкой, Гвоздикова называл по имени-отчеству.

– Свидетель Гвоздиков врёт! – гневно выпалила Лена.

Крещенский повеселел: «Ну вот, а то думает она».

– Значит, Вы никак не можете объяснить, как портфель гражданина Воротникова оказался у Вас.

– Портфель гражданина Воротникова не оказывался у меня.

– Значит, показания свидетелей Стасовой и Пронина Вы тоже отрицаете.

– Это каких свидетелей? Тех, которые, якобы, видели меня в метро? Конечно, отрицаю! Я никогда не была с Воротниковым в метро.

– Хорошо, но Вы же не будете отрицать тот факт, что с гражданином Пукальчиком Денисом Семёновичем Вас познакомил Гвоздиков?

– Буду! – твёрдо ответила Лена. – Меня никто не знакомил с Денисом Семёновичем. Я уже говорила, мы познакомились с ним в кафе.

– А вот Борис Аркадьевич утверждает, что именно он Вас познакомил.

– Это ложь. Хотя я не понимаю, что это меняет.

Крещенскому опять не понравился её ответ. «Она всё ещё не понимает, что её дружок – последний козёл», – подумал он и решил бросить последний козырь.

– По свидетельству Гвоздикова Бориса Аркадьевича Вы, гражданка Травкина, знали от него, что Воротников Пётр Степанович получил одиннадцатого апреля в «Диалог-банке» большой кредит. До этого Вы просили у своего приятеля Гвоздикова деньги, он даже дал Вам немного, но потом Вы, не имея определённого рода занятий, работы, перестали просить своего дружка о помощи и даже собирались ехать отдыхать на Канарские острова. Так ли это?

– Нет, это ложь! Ни о каких деньгах Гвоздиков мне не говорил. Никуда ехать я не собиралась.

– Я вижу, – неожиданно мягким тоном заговорил Крещенский, – Вы, Елена Владимировна, не расположены сегодня к разговору. Что ж, посидите, подумайте, Вы девушка умная, надеюсь, сумеете правильно оценить своё положение.

Сегодняшний гнусный допрос вдруг возымел для Лены новый характер. Сегодня то, что вчера Лене казалось нелепостью, узаконивалось. Задержанная вчера по подозрению в убийстве, сегодня она не была выпущена, а наоборот, была ещё более унижена: следователь называл её на «ты», грозил сроком, и теперь из Елены Владимировны она превратилась в гражданку Травкину. Это больно хлестало по самолюбию Лены. Ей не хотелось верить, что всё это происходит с ней. Она хотела думать, что это нелепая ошибка, сейчас всё уладится, и её отпустят. Но, как и вчера за её спиной появился-рослый розовощёкий детина, одетый то ли в выцветшую, то ли в запылённую форму, и как вчера скомандовал «идёмте!» Как и вчера следователь, стоя у шкафа, делал что-то и не обращал на неё внимания. Как и вчера Лена неосознанно встала и пошла на негнущихся ногах, ведомая конвоиром, вооружённым настоящим пистолетом, в тёмную грязную камеру, состоящую на все сто процентов из тоски. В камеру, где не могли существовать ни надежда, ни вера, всё тут, начиная с желания погрузиться в пенистую тёплую ванную, тут же поглощалось тоской и изничтожалось ею.

Следующий допрос состоялся на следующий день и был схож с предыдущим. Лена не меняла своих показаний. Обозлённый Крещенский объявил ей:

– Итак, гражданка Травкина, следствием установлена Ваша вина. Вы обвиняетесь в убийстве Воротникова Петра Степановича и Пукальчика Дениса Семёновича. Ваше дело передаётся в суд.

Лена оцепенела. Ей всё ещё не верилось, что всё, что здесь происходит, правда. Она не верила своим ушам. Как виновной, в чём виновной? Голос следователя вывел её из оцепенения.

– Гражданка Травкина, распишитесь здесь.

– Но я не убивала! – отчаянно воскликнула она.

– Следствием установлено обратное, – нарочито ровным голосом, прямо глядя в глаза Лене, ответил Крещенский.

– Как, когда установлено?!

Дрожащей рукой Лена приняла у Крещенского листок и, всё ещё не веря в происходящее, прочла обвинение в убийстве Воротникова Петра Степановича и Пукальчика Дениса Семёновича. Доселе все эти допросы, вызывая в ней раздражение и досаду, казались ей какой-то глупой нелепостью, которую, в сущности, скоро можно будет исправить, но она не могла и предположить, что вот так, совершенно бездоказательно, её обвинят в убийстве. Ну, даже если б показания лжесвидетелей были правдой, и её, действительно, кто-то видел бы в метро с этим Воротниковым, ну была она в номере с Пукальчиком, и что? Что из того? Где доказательства её причастности к убийствам? А Пукальчика она же даже пальцем не касалась. Лена отбросила лист.

– Да не буду я нигде расписываться!

– Вы думаете, это спасёт Вас от тюрьмы? Я же вчера сказал Вам, пятнадцать лет! – и, нагнувшись к Лене, как и вчера, Крещенский зашипел так, что даже две брызги его слюны упали Лене на щеку, – Дорогуша, твой дружок подставил тебя, продал! Всё обвинение в основном базируется на его показаниях.

– Вы думаете, меня посадят? – не обращая внимание на злорадство Крещенского, испуганно спросила Лена.

– Я это знаю, – всё так же ехидно ответил следователь.

– А адвокат?

– Нанимайте, – пожал плечами Крещенский. – Но Вам уже никто не поможет, если Вы сами себе не захотели помочь.

– Скажите, – каким-то подавленным голосом заговорила Лена, – я могу увидеться с Гвоздиковым Борисом Аркадьевичем?

– Нет, не можете. Он со своей подругой Шмыковой Беллой Владленовной уехал на отдых… во Францию.

Крещенский ждал этого вопроса, он сам посоветовал Борису на время поехать куда-нибудь отдохнуть. Он не желал встречи этих людей, так как все показания Бориса были его выдумкой. За те деньги, которые он получил, можно выдумать и не такое. Сейчас, видя, как Лена изменилась в лице, Крещенский ожидал, что она начнёт поливать Бориса грязью, но Лена лишь процедила сквозь зубы «Сволочь!»

– Вот выйдите через пятнадцать, а то и двадцать лет, найдёте своего дружка и скажите ему это. К этому времени…

Следователь что-то говорил, веселя себя, но Лена его уже не слышала. Вдруг она осознала, что всё это происходит, происходит наяву, происходит с ней, что сейчас снова войдёт детина, и её снова поведут в камеру, и тоска, мучавшая её своей тяжестью уже целых два дня, поглотит навсегда не только её желания, но и её саму, её молодость, её красоту, её обаяние, её шарм, её нежный голос, её… «Нет!» – победоносно и звонко прозвучал протест в сознании Лены. «Я не дамся!» Неожиданно возникшая решимость, которая и раньше не раз спасала Лену, уничтожила тоску, уже начавшую глодать её душу. В голове её шумело, в глазах всё расплывалось, но тоски уже не было, и тонкие пальцы правой руки шарили под глубокой манжетой левого рукава жакета. Наконец, пальцы ухватили жёсткую таблетку, Лена достала её и на глазах у следователя сунула в рот.