Маша Трауб - Современные рассказы о любви. Адюльтер

Федору от нее нужно было письмо Ваське. Пацан маму, несмотря на ее социальный статус, очень любил. И скучал по ней. Ждал писем, сам ей писал. И Федор подобную его алогичность весьма одобрял.

Галину Николаевну он нашел сразу. Дверь была не заперта. Васькина мама спала на незастеленной кровати, и по внешним признакам Седых определил, что проснется она не скоро. А даже когда проснется, вряд ли будет способна выслушать Федины просьбы.

Седых вздохнул и пошел искать комнату номер шестьдесят четыре. Кеша Панов просил привезти другие штаны взамен вдрызг разорвавшихся.

Мама Кеши, грустная старушка (хотя вряд ли она была старше сорока – сорока пяти), перебрала вещи сына и достала почти целые треники.

– Пусть он там поаккуратнее, – попросила она. Федор так и не понял, к чему это относилось: то ли к треникам, то ли к тайной деятельности сына, о которой, вообще-то, мама знать была не должна.

Кешина родительница Федору понравилась: она любила своего сына, а это, с учетом его знания мира, уже было немало.

Дальше путь его пролег в комнату номер девяносто, к маме Вали Лося, угрюмого бугая, очередного пособника Ангела: именно он выдергивал зубы Ваське.

Валя Лось был явным дебилом. Даже Симаков боялся давать ему неочевидные поручения. В соединении с ненормальной для пятнадцати лет физической силой Валя был, на взгляд Федора, серьезно опасен для общества. Сейчас он собирался в меру своих возможностей поубеждать его родителей обратиться за помощью к профессиональному психиатру.

По дороге он зашел в туалет: гигантское общественное заведение без каких-либо стыдливых кабинок – толчки стояли в ряд, гордо демонстрируя себя на всем пространстве. Там, несмотря на дневное время, бушевали страсти: два мужичка дрались, трое, потягивая пиво, смотрели. Здесь же крутилось двое мелких пацанов.

На Федора внимания не обратили, но он решил потерпеть: справлять нужду в этом сортире было все равно что на площади.

В квартире (точнее, в комнате) девяносто собралась вся Лосиная семья: папа, мама и два Валиных младших брата, погодки лет двенадцати-тринадцати. Такие же крупные и быковатые.

– Садись, коли пришел, – вежливо сказал папа. Мама, охая и вздыхая, выслушала Федора.

– Федор Сергеич, как же к психиатру! – запричитала она. – Ведь в дурдом сошлют, дорогу напрочь перекроют.

Федино сердце тронулось жалостью: любая мама мечтает о высоком предназначении своего дитяти. Но, к несчастью, Валя Лось космонавтом не станет никогда.

– Сердится он часто, это да, – согласилась мама. – Но ведь потом отходит!

Папу затронутая тема вовсе не интересовала. Да и Федор не был в состоянии поддерживать нормальную беседу: на него в упор уставились Валины братья. У одного из угла рта текла слюна. Мама, проходя мимо, привычно утерла ее полотенцем. Второй страдал косоглазием, но беда была не в этом: Федор явно чувствовал, что оба глаза мальчика смотрят куда-то внутрь себя.

Мама, проследив за взглядом Седых, заплакала:

– Все этот алкоголик чертов! Пил бы водку, а то все химию, сволочь! – Отец, сидевший перед маленьким телевизором, показывавшим без звука, ни на что не реагировал. – У меня в роду ни одного урода не было… – И осеклась. Подошла к младшему, обняла его за плечи, снова утерла старшему слюни и с ненавистью посмотрела на Седых: – Шли бы вы со своей заботой!

Федор виновато склонил голову и медленно вышел из комнаты. Переполненный впечатлениями, он двинулся к выходу из подъезда. Путь ему преградила немолодая, явно интеллигентная женщина. Сильно прихрамывая, она подошла к нему:

– Извините, вы старший воспитатель «Смены»? – Сработал беспроволочный «телефон», безотказно служивший в казармах еще до изобретений Эдисона.

– Нет, – смутился Федор. – Я обычный вожатый.

– Значит, вы Федор, – обрадовалась женщина. – Дочка мне про вас много написала.

– А как зовут вашу дочку? – участливо спросил Седых.

– Оля, – сказала женщина, – Оленька Королева.

Федор вздрогнул.

– Олежка Симаков – тоже мой ученик, – улыбнулась женщина. – И еще десяток ваших воспитанников. Пойдемте, чайку со мной попьем?

– С удовольствием, – наконец вышел из ступора Седых. Будущая теща ему сразу понравилась.

Через десять минут – женщина передвигалась с помощью двух палок – они оказались в комнате номер семьдесят два. Она ничем не отличалась от ранее виденных Федором по площади и планировке, но разительно – по производимому впечатлению.

Все здесь было чистеньким и аккуратным. Попадались и явно дорогие вещи, но видно было, что лучшие времена их обладателей – в прошлом.

На стенках – Олины фотографии. Федор жадно всмотрелся. Она во все периоды своей жизни была прекрасна. Еще более его утешили фото «тещи»: та тоже была хороша собой. И следы ее красоты были заметны даже сейчас.

Мужская фотография была одна: капитан с веселым и каким-то отчаянным лицом, в полевой пограничной форме.

– Ее отец, – сказала мама. – Капитан Королев. – Даже сейчас в ее голосе звучала гордость за неведомого Федору человека. Впрочем, он был уже готов тоже гордиться дедом своих детей. – Погиб в семьдесят третьем. Дочку он так и не увидел. Все слышали про Даманский… Хотя нынешние и этого не знают, – поправила сама себя она. – А самые сильные бои шли в Средней Азии. Там много наших голову сложили. Алеша вот – тоже. Как там моя девочка? – без перехода вдруг спросила она.

– У вас замечательная девочка, – честно ответил Федор.

– Я-то знаю. – Глаза ее были печальны. – Да вот сломалась она…

– Это не навсегда, – заверил ее Седых.

– Вы думаете? – недоверчиво спросила Татьяна Геннадьевна (так ее звали). – Пока я здорова была, все было ничего. А как это случилось, – она показала на палки, – девочка не выдержала.

– Не надо так уж безнадежно. Ей всего шестнадцать, и у нее все впереди.

– Сломалась моя девочка, – плакала мать. – Все из-за меня. Лекарства нужны. Да что там лекарства, на еду не хватало: холодильник месяцами не включала. Хорошо, вокруг добрые люди. – Поймав сомнение в глазах Федора, горячо добавила: – Вы не думайте о них плохо. Это, конечно, не высший свет. Но, когда нам нечего было есть, соседи приносили сами. Мы не просили!

– Вы не волнуйтесь, Татьяна Геннадьевна! Я ведь тоже не принц крови.

– Вы приняли участие в судьбе моей дочери, – старомодно сказала Олина мама. – И я вам за это очень благодарна.

– Вы начали говорить про Симакова, – напомнил Федор. – Меня интересует о нем все.

– Олежка Симаков, – Татьяна Геннадьевна закрыла глаза. – Он умный, а в начальной школе второгодничал. Знаете почему?

– Почему? – спросил Федор.

– Он хотел учиться вместе с моей Олей. Он из семьдесят третьей комнаты. Сосед. И всегда был к ней неравнодушен.