Игорь Градов - Герасим

А уж как он ее любил, как пользовал! Вера Александровна с содроганием вспоминала их соития: Никита Андреич был собой некрасив, телом дурен, головой плешив и ногами крив, в общем, козел колом, но в постели оказался весьма похотлив. И имел Верочку регулярно, получая от этого мыслимые и немыслимые наслаждения. Как он стонал, как дергался, как рычал в постели, лев, да и только! Для Верочки же самым приятным моментом в их отношениях был тот, когда муж со стоном облегчения наконец-то сползал с нее…

Никита Андреич был гадок, противен, Верочка ненавидела его всего, его старое, волосатое тело, слюнявые губы, масляные глаза, но особенно – запах, резкий и мерзкий, от которого можно было задохнуться. И который ни один одеколон не перебивал. Однако Верочка всё героически терпела. А куда ей было деваться? Простой русской женщине, все достоинства которой заключались в обильных телесах и страстном умении любить?

Однако постельные страдания, как выяснилось, было еще не все. Старый, облезлый, вонючий козел, оказывается, помимо ее, законной супруги, имел еще кучу молоденьких девиц! Причем прямо у себя в офисе, на рабочем столе. А также в квартире, специально купленной для этого, и еще на модном курорте, куда он выезжает с завидной регулярностью. Собственно, в этом самом и заключалось меценатство господина Пеншина: он покупал за деньги глупых, смазливых девочек и пользовался ими. А потом, когда надоедали, одаривал небольшой суммой денег, дешевой ювелиркой и гнал прочь. Чтобы тут же завести себе новых.

Господин Пеншин развлекался так достаточно часто, тратя на это большие деньги. Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что с финансами у него проблем не было – хватало на всех и на всё. Никита Андреич был деловым человеком, бизнес умел вести, причем достаточно удачно – до тех пор, пока не поделил что-то со своими старыми компаньонами, и те его не заказали…

Вера Александровна после смерти супруга тут же продала ненавистную квартиру, уступила часть акций другим владельцам (чтобы проблем не было), положила деньги в надежный зарубежный банк и зажила счастливо, в полное свое удовольствие…

День у Герасима не задался с самого начала. Бывает же такое – все идет сикось-накось или, как любила говорить Вера Александровна, враскоряку. Она, кстати, тоже пребывала сильно не в духе – с утра придиралась ко всем и грозно бранилась. Первой под ее горячую руку попала кухарка Татьяна – из-за сгоревших круассанов.

Татьяна, надо отдать ей должное, готовила весьма неплохо, не сказать, чтобы особо деликатесно, но вкусно, а главное – очень по-домашнему. Вера Александровна разные ресторанные изыски как раз и не любила – предпочитала кушанья простые, но сытные и обильные. Так сказать, чтобы был настоящий праздник живота. При этом она спокойно ела и жирную пищу, и сладкую, и мучную, и нисколько при этом не переживала по поводу своих, скажем так, нескольких лишних килограммов на мягких филейных частях своего тела.

Собой Вера Александровна была очень хороша, и некоторая женская полнота ей даже шла. За что холил и любил ее покойный Никита Андреич. Он прямо-таки млел, когда обнимал ее белое, мягкое тело. Старый сатир (а в просторечии – похотливый козел) знал толк в женщинах. Потому и женился на Вере Александровне, предпочтя ее всяким худосочным моделькам. Супруга должна быть такой, чтобы гордиться ею, чтобы все мужики от зависти слюнями давились…

Так и было – давились, да еще как! Мужик ведь не собака, костей не любит. У большинства же знакомых бизнесменов Никиты Андреича супруги были как раз модно-худющие и ужасно боялись съесть лишне яблоко – а вдруг поправишься? Они постоянно сидели на диетах, дни и ночи проводили в фитнес-центрах, следили за весом и совсем забывали о своих мужьях. А те смотрели на Веру Александровну и тайно завидовали господину Пеншину. Вот счастье-то дураку привалило! Причем совершенно незаслуженно…

Но вернемся к нашему повествованию. Кухарка Татьяна баловала хозяйку вкуснейшими и нежнейшими круассанчиками, которые готовила самолично. Выпечка считалась ее коньком и получалась особенно хорошо. Вера Александровна весьма уважала свежие булочки к утреннему кофе, и особенно – круассаны, маленькие, хрустящие, нежные, тающие во рту. Их Вера Александровна употребляла не менее пяти-шести штук за раз – разумеется, с теплым, слегка подтаявшим сливочным маслом и вкуснейшим ягодным вареньем. О. она знала толк в круассанах и умела их употреблять! А это, что ни говори, целое искусство.

К примеру, люди, которые наносят на нежнейшие круассаны холодное сливочное масло, чтобы поскорее проглотить за чашкой растворимой бурды, по какой-то нелепости именуемой кофе, поступают глупо и, прямо скажем, преступно, ибо убивают самую что ни на есть прелесть сих великолепных мучных изделий. Намазывать на теплый круассан надо исключительно подтаявшее, податливое и слегка потекшее масло, ведь только так подчеркивается его незабываемый вкус и бесподобный аромат. А если к тому же сверху капнуть клубничного варенья, скажем, всего пару ложек, для красоты и вкуса, то… Ну, вы меня поняли.

К несчастью, этим утром выпечка у Татьяны не получилась. И виной этому была мерзкая соседская кошка Муська, повадившаяся лазить на кухню. Вы не думайте, эту паршивку дома кормили, пихали, что называется, и в рот, и в попу, однако чужой кусок завсегда слаще… Попасть же на кухню к Татьяне ей было довольно легко – располагалась на первом этаже особняка, и рядом, за окном как раз росла старая, ветвистая липа. С ветки этой самой липы мерзкая кошка и запрыгивала сначала на окно кухни, а потом через форточку проникала внутрь.

Татьяна наглую воровку постоянно гоняла. Не потому, что не любила мурок, наоборот, у нее в квартире жили два кота, Маркиз и Цыган, но лишь потому, что превыше всего ценила порядок. А если мурка ворует, причем не от голода (исключается ввиду гладкости и толщины разбойницы), а только лишь по своей исключительно подлой натуре… То порядка, ясное дело, нет. Ведь как по-хорошему надо: желаешь получить что-то вкусненькое – сиди и терпеливо жди, пока кухарка не обратит на тебя внимания и не кинет кусочек. Вот тогда и ешь. А еще лучше – ласково потрись о ее ногу и заурчи умильно, выражая тем самым любовь и преданность…

Так нет же! Проклятая Муська ласкаться никак не хотела. Она терпеливо сидела на ветке, выжидая удобный момент (когда Татьяна выйдет из кухни), а потом ловко проникала через форточку на кухню и мгновенно сжирала все, до чего смогла дотянуться. Прежде всего, конечно, разные вкусности – губа нее, прямо скажем, была не дура. Уминала жадно, давясь и фыркая, с утробным ворчаньем и довольным мявом… Но, как только появлялась Татьяна, бросала все и стрелой вылетала наружу. И там уже, в безопасности, с неописуемым торжеством и наглостью смотрела на кухарку, которая крыла ее самыми последними словами. Видимо, ей доставляло особое удовольствие злить бедную женщину…