Станислав Сенькин - История блудного сына, рассказанная им самим

Если эта книга поможет хотя бы одному человеку, мы с Андреем сочтем, что наш труд был не напрасным. Христос вчера и днесь один и Тот же! Читайте современное изложение притчи о Блудном сыне. И помните, что беда не может быть чужой. Что равнодушно проходя мимо страдающего человека – мы проигрываем. Что самый отчаянный и озлобленный, даже пребывая в яме погибели, может одержать победу над смертью и получить венец жизни.

Повесть состоит из нескольких новелл, объединенных историей жизни главного героя – Андрея. Прошу читать эти новеллы именно как самостоятельные произведения и не стараться уловить точную взаимосвязь и хронологию между ними, хотя таковая всё-таки имеется. Мне пришлось пожертвовать общей композицией, чтобы мысли и переживания автора дневника были переданы с максимальной точностью.

Уверяю вас, систематизировать дневники – дело очень неблагодарное и кропотливое. Но Бог помог мне и вы держите эту повесть в своих руках.

Ну а теперь слово Андрею.

…Есть ли что-нибудь сильнее веры в этом мире? Некоторые верят, что сильнее только любовь, которая крепка, как смерть. На своем жизненном пути я встречал всяких: тех, кто верил в Бога, и тех, кто верил в вечную смерть. Хиппи, наркоманы, кришнаиты, православные христиане и «просвещенные» атеисты, – каждый из них верил по-своему. И каждый находил в повседневности и величии жизни лишь подтверждение своей веры. Я тоже вынес из своего опыта лишь своё: жизнь – это прыжок в неизвестное; вера – есть то, что дает смысл нашему существованию на этой земле. То, что позволяет нам принять не только жизнь, но и смерть, и при этом не отчаяться.

«Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом». (Евр. 11;1) Так оно и есть! Теперь, когда уже многое пройдено, я могу подписаться под каждой строчкой бессмертных слов апостола Павла о вере, надежде и о любви…

Но чаще всего я пишу о вере как об определённой религии. В средние века на Руси, знакомившись, не спрашивали, какой ты национальности. Понятие нации и национального самоопределения пришло к нам с Запада в века модерна, как марксизм и либерализм. Тогда спрашивали, какой ты веры: магометанин, католик, жид, или православный христианин? С другими конфессиями я знаком мало, поэтому буду в дальнейшем говорить о вере, только как о Православии.

Уникальность моей ситуации в том, что с раннего детства я наблюдал за людьми, приходившими в храм. Многие шли сюда в результате сильных переживаний на грани жизни и смерти. Были такие, которым небом посылалась тяжелая, подчас смертельная болезнь, заставляющая по-новому взглянуть на себя и пересмотреть свое отношение к миру. Перед лицом неумолимой смерти людям приходится быстро проходить то, на что иным требуется целая жизнь. Но не все пробуждаются и просвещаются болезнями – есть такие, что впадают в еще большее отчаяние и богохульство… Встречал я и таких, что попадая на войну, в плен или тюрьму так же находили Бога, потому что мысль о Нём помогает переносить тяжелые жизненные испытания. Кто-то из них оставался верен Церкви, а кто-то, когда полегчало, вновь возвращался к прежнему образу жизни, по слову апостола, как пёс на свою блевотину.

Мне в этой жизни крупно повезло – я родился в семье верующих людей. Чтобы поверить в Бога мне не нужно было хрипеть на смертном одре, корчась от нестерпимой боли и ожидая будущего, которого не существует; или паниковать под минометным обстрелом, когда справа и слева разлетаются в разные стороны конечности боевых товарищей… Мне спокойно и доброжелательно объяснили всё еще в раннем детстве. Родитель мой был настоятелем храма Трёх Святителей. Добрая матушка была дочерью вдового священника, репрессированного во время безбожной пятилетки. Его звали Алексей – мне осталась его старая фотография в рясе, камилавке и с наградным крестом. Светлый взгляд на фото. Его арестовали в Гатчине, в храме, во время божественной литургии, и не дали даже собрать вещи. Никто до сих пор не знает, где и как он умер и в каких местах похоронен. Старцы ещё в те годы благословили молиться за него как за убиенного протоиерея Алексия. Мама была младшей дочерью в большой, многодетной семье. Её мать – моя бабушка – умерла при родах. Благодаря родственникам, ей с братьями и сестрами удалось избежать ужасов беспризорщины. Деда забрали, когда ей было два годика, она совершенно не помнила его, но очень любила и молилась за него с особенным усердием. Так, говорила она, нужно любить и Бога, Создателя нашего, Которого никто никогда не видел. Это был наиболее ранний урок любви к Богу, что я усвоил и запомнил на всю жизнь.

Родители меня баловали как могли, хотя могли применить и строгость. Я был их единственным и долгожданным сыном, которого Господь даровал им на последних годах их брачного союза. Они уже хотели жить в целомудрии, по взаимному согласию, когда отцу с Афона прислали часть лозы святого Саввы из Хилендарского монастыря – благословение Матери Божьей неплодным семьям. Так, благодаря божественному вмешательству, на свет появился я. Тогда маме было уже сорок пять лет. Отец называл мое появление «благословением Авраамовым», считая, что из меня должно непременно получиться что-то особенное. Назвали меня Андреем в честь Андрея Христа ради юродивого, потому как я родился на день памяти Покрова Божьей Матери. Благодарю Пресвятую Богородицу, что Она дала моим появлением утешение маме и скрасила ей последние годы жизни, но не дала ей увидеть, что из меня получилось впоследствии.

С детства меня учили основам Православия. Мать сама давала мне уроки Закона Божия и церковнославянского языка. Помню себя словно в дореволюционные времена: по старинной книге я учил аз, буки и веди. Знал библейскую историю и все двунадесятые праздники – их тропари и кондаки заучил наизусть. Воспоминания моего раннего детства окрашены в цвета любви и радости. Иногда, устав от постоянного жизненного поединка, я уединяюсь и погружаюсь в них умом, отдыхая душой…

…Мама умерла от туберкулёза, когда мне было десять лет. Её внезапный уход стал сильным испытанием для моей детской веры. Тогда ум мой, подобно утренней звезде, ниспал из рая в земной мрак. Я думаю, что её смерть поколебала даже веру отца. Я хорошо помню отпевание матери, отец не мог сдержать слёзы, когда кадил гроб и пел «со святыми упокой». За это он потом себя корил, ведь он призван быть во всём примером своим прихожанам. Твёрдость духа во время отпевания близких – есть главное доказательство веры в жизнь вечную. Но в тот момент отцу было всё равно, кто и что о нём подумает. В день отпевания хлопьями валил снег и был легкий морозец. На церемонию народу пришло немного, в основном родственники со стороны мамы, которых я плохо знал, и местный кладбищенский священник отец Олег. Все меня жалели, неловко улыбались и дарили шоколадные конфеты…