Александр Проханов - Русский

– Ты хотела пригласить меня к себе домой, познакомить с родителями. Мы должны им сказать, что решили пожениться. По-старомодному я обязан попросить у них руки дочери, испросить благословения.

– Я уже приготовила их к этому. Мама будет ахать, папа нахмурится, а потом он принесет образ и заставит нас поцеловать икону. Ты поцелуешь?

– Я целовал икону в лавре. Мне показалось, что она пахнет медом.

Он уловил ее скрытое нетерпение, ее робость и женскую взволнованность под стать той, какую проявляет птица, готовясь вить гнездо. И эта бессознательная озабоченность и тревога умилили его. Он боялся их спугнуть, испытывал к ней нежность и бережение.

– Ты думаешь, я тебя полюбила на той новогодней вечеринке, когда мы танцевали в масках, и ты снял маску, и я увидала твое лицо?

– А разве нет?

– Я была девочкой, совсем маленькой, и мне приснился сон. Будто я вижу цветущий куст в каком-то прекрасном саду, должно быть жасмин. И в этих белых благоухающих цветах стоит юноша, сказочный принц, и смотрит на меня с улыбкой, протягивает руки, и я иду к нему навстречу. Я проснулась в темноте моей детской спальни, и отчетливо помню запах жасмина. А когда тебя увидала, я поняла, что это ты мне приснился…

Он верил в таинство снов, в которых невоплощенные души, лишенные плоти, перемещаются в пространстве и времени, ищут своего воплощения. И быть может, ее душа сотворила его, наделила внешностью, заставила жить по таинственным законам, которые через много лет привели их друг к другу.

– Когда я училась в девятом классе, к нам пришел учитель литературы. Он был изумительный. Читал стихи Гумилева и Марины Цветаевой, водил к дому Булгакова, где рассказывал евангельские притчи. Поражал воображение, уверяя, что где-то здесь, в подземельях Варварки или Воздвиженки, хранится библиотека Ивана Грозного с неизвестными рукописями Софокла и Вергилия. Я влюбилась в него, обожала его голос, жесты, его серые пушистые брови, его крохотный шрамик на щеке. А потом он исчез – кажется, уехал в Германию. Я целый год тосковала. А когда тебя увидала, ахнула: «Да ведь это ты! Такой же на щеке крохотный шрамик!» Это тебя я тогда полюбила…

– Мальчиком упал на велосипеде, вот и появился шрамик.

– А потом, когда кончила школу и училась в колледже, я пошла с подругой в джаз-клуб. Там играл саксофонист блюзы собственного сочинения. Это была упоительная музыка, тягучая и благоухающая, как мед. Я была околдована. Его саксофон был похож на серебряного морского конька, который всплыл на поверхность моря и переливался волшебными звуками. Лицо музыканта было окружено сиянием. После концерта он подошел ко мне, мы пили вино, и он предложил отвести меня домой. На окраине темного парка в машине он стал меня целовать, расстегивал на мне платье, уверял, что обожает меня. Я помню его лицо с безумными глазами, жадные, жестокие губы. Кое-как я вырвалась и убежала. И это тоже был ты?

Он не удивлялся, что его образ мог кочевать отдельно от него, становясь достоянием других людей. Где-то рядом существовали его двойники, как отражения в зеркалах. Она и была тем зеркалом, в котором из бесчисленных отражений, женских влюбленностей и предчувствий собралось, наконец, его лицо.

– А на том новогоднем карнавале, когда все были в масках и вокруг меня крутились какие-то драконы, домовые, средневековые рыцари, я сразу угадала тебя в космическом пришельце. Сказала себе: «Это он». После вечеринки ты привел меня сюда и напоил глинтвейном, совсем как сегодня.

Жасминовый куст, и блуждающий в изумрудных полях жираф, и серебряный, изогнутый, как морской конек, саксофон. Они мчатся на коньках среди золотых куполов, усыпальниц вождей, княжеских и царских надгробий. И там, где они пролетают в счастливом скольжении, движется военный парад. Пехотинцы в белых халатах несут на плечах лыжи. Чернеют на груди автоматы. Их суровые лица в предчувствии боя и смерти. И на тусклых брусках мавзолея Сталин в снежной пурге. Играя коньками, целуя друг друга в полете, они слышат задуваемый ветром гул микрофона. Два времени наложились одно на другое, как два стекла, и он идет умирать в ледяные поля Подмосковья – и, легкий, ликующий, танцует на сверкающем льду.

– И вот, благопристойный жених, ты просишь благословения у моей маменьки с папенькой. И разумеется, его получаешь, и мы не устраиваем шумной свадьбы, а едем в Италию в свадебное путешествие.

– Все будет так, как условились.

– Тогда расскажи, что мы посмотрим в Италии.

– Ведь я уже говорил.

– Расскажи еще, я хочу помечтать. Что мы увидим в Милане?

– Мы посетим автосалон, где полюбуемся последними моделями «феррари», «ламборджини» и «альфа-ромео». Найдем соответствие между эстетикой автомобильных дизайнеров и стилем кутюрье высокой моды на просмотрах коллекции Джорджио Армани.

– Восхитительно. Цветы, автомобили и наряды – их создает один и тот же художник. А что мы увидим в Риме?

– Ну, конечно, Колизей, Пантеон, арку Тита. И обязательно форум Муссолини с дискоболами, атлетами, метателями копья. И разумеется, Сикстинскую капеллу с фресками Микеланджело «Сотворение мира». Увидим, как Античность, переливаясь из эпохи в эпоху, являет себя в наших днях.

– Неужели в Ватикане я увижу швейцарских гвардейцев, похожих на полосатую рекламу «Билайна»? А что мы увидим во Флоренции?

– Посетим Галерею Уффици, где увидим несравненных Чимабуе и Джотто, Тициана и Джорджоне, Леонардо и Филиппо Липпи.

– Боже мой, я их видела только в альбомах. Неужели я смогу увидеть всех этих ангелов, мадонн и апостолов? А что нас ждет в Венеции?

– Мы погуляем у Палаццо дожей. Покормим голубей на площади Святого Марка. А потом поплывем по зеленым водам каналов, и гондольер будет играть на мандолине и петь.

– А когда же у нас будет время для любви?

– Мы уедем на юг Италии, где есть крохотные уютные гостиницы в горах, с лазурными бассейнами, цветниками и просторными старомодными кроватями под балдахинами. Днем мы будем гулять по окрестностям, бродить по сувенирным лавкам, по рыбным рынкам с моллюсками Средиземного моря. Посетим театр марионеток, а вечером будем плавать в бассейне, пить легкое сухое вино. А ночью ляжем на кровать, помнящую возлюбленных времен Гарибальди.

– Все так и будет, – сказала она и о чем-то задумалась.

Они скользили вдоль Кремлевской стены, оставляя на льду затейливые завитки и хрустальные вензеля. И там, где летели их счастливые тела, сияли влюбленные глаза, там шел великолепный парад. Круглились стальные каски, горели на плечах золотые погоны, гарцевал белый конь полководца. Шеренги, печатая шаг, шли к мавзолею, швыряли наземь шитые серебром и шелками знамена германцев. На розовом граните сверкал бриллиантовой звездой Победитель. Звеня коньками, кружась и ликуя, они пронеслись сквозь полки. И он на лету поймал зрачком ослепительный лучик бриллианта.