Алексей Смирнов - Обиженный полтергейст (сборник)

– А я ведь не простой мужик, – заявил неожиданно собеседник. Керя молчал, не зная, что на это сказать. – Впрочем, это не твоего ума дело. Я лишь только хочу тебя предупредить, что тебе не повезло.

– Как это – не повезло? – осведомился Керя подозрительно.

– Никак. Не повезло, и все, – отрезал мужик. – Ну, иди куда хотел. Задерживать не буду.

Не говоря ни слова, Керя скользнул мимо него бочком и, тяжело задышав, выпрыгнул на свободу. Он не собирался убегать, но против своей воли побежал, не разбирая дороги. Только через несколько минут он смог собраться с силами и оглянуться: никто его не преследовал. Керя перешел на быстрый шаг. Наушники болтались на шее, и что-то в них настойчиво, безумно пищало. Керя, не останавливаясь, сорвал их, сунул как попало в карман и начал искать какую-нибудь лавочку, где можно посидеть и собраться с мыслями. Как раз последнего делать не стоило: когда лавочка, наконец, была обнаружена и Керя сел на нее, прислушиваясь к боли от вырванных волос, явились мысли, и мысли странные, щедро окрашенные необычными страхами.

Самодовольный голубь спланировал на мелкий гравий дорожки прямо перед Керей. Он отряхнулся, заворковал и начал прохаживаться туда и обратно, делая вид, будто занят поисками съестного. Керя прикипел к месту, все возможные качества и характеристики голубя затмились в его сознании единственным фактом: глупая птица двигалась. Он чувствовал, что в настоящий момент движение как таковое является для него самой важной на свете вещью. Голубь притворялся, это было ясно и дураку. Чего он вдруг, ни с того, ни с сего, надумал ворковать? Поблизости не было никакой живности, за исключением Кери. Значит, это ради Кери распушилось голубиное жабо, тускло сверкающее бензиновыми красками?

Керя вскочил на ноги, и перепуганный голубь моментально взвился в небо – утешение сомнительное, ибо Керя ощутил в себе способность слышать непрекращающуюся музыку жизни, кипевшей в траве, зарослях кустарника, воздухе. Под тонким слоем земли с мягким шуршанием скользили влажные кольчатые черви с красноватой кожей. В лучах заходящего солнца роилась недолговечная мошкара, почти до невесомости легкая, охочая в последние часы своей жизни до всевозможных плотских утех. В листьях прятались пухлые воробьи, чирикавшие застенчиво и невинно. Керя вытер пот со лба и поспешил куда подальше от этого непристойного ужаса. «Сука, он меня загипнотизировал, – билось у него в голове. – Сучара, сучара, он меня заколдовал».

Вскоре начался город; первые же явления цивилизации едва не лишили Керю жизни: трамвай, кокетливо вильнув кормой, чуть было не швырнул его к устам второго, встречного, что из последних сил спешил на свидание. Керя, не помня себя, бегом пересек проезжую часть и втиснулся в старый автобус, где его сдавили жарким и душным кольцом. Пассажиры пробирались к выходу, шарили в карманах в поисках мелочи, чесались и поудобнее устраивались, однако для Кери вся их деятельность сводилась к недвусмысленному механическому трению о разные части его тела. Готовый расплакаться, он испытал невольное возбуждение, которое, увы, не сопровождалось обычным в таких случаях разгулом фантазии. Керя понял, что краснеет. Такого за ним не водилось; сквозь зубы он выматерился и стал отчаянно проталкиваться к дверям. Он проехал всего лишь одну остановку, но и ее оказалось достаточно, чтобы дать себе слово никогда впредь не ездить в общественном транспорте.

Стараясь не смотреть на выхлопные трубы автомобилей, порождавшие нежелательные ассоциации, Керя отправился домой пешком. Он умышленно выбирал самые темные, самые безлюдные переулки, с облегченным сердцем пересекал заболоченные пустыри, хотя даже в этих обойденных жизнью местах нет-нет, да находилось что-нибудь, способное передвигаться. На одном из пустырей Керя стал свидетелем собачьей свадьбы; при виде незнакомца партнеры как по команде прекратили свое занятие и выжидающе уставились на него. Стиснув кулаки, Керя степенно прошагал мимо них, помня, что от собак ни в коем случае нельзя убегать. Когда он смог вздохнуть спокойно, откуда-то вырулил маленький трактор с огромным ковшом и заинтересованно протарахтел в направлении Кериного дома. Керя вновь разволновался, и не зря: на подступах к дому он увидел, что распутная машина остановилась прямо напротив его подъезда и многозначительно попыхивает дымком. Подобно молнии ворвавшись в двери, он прыгнул в лифт и впился в кнопку неверным пальцем. Двери сомкнулись, лифт начал подъем. То, что лифт способен двигаться, дошло до Кери только когда лифт остановился между этажами. С оглушительным хлопком лопнула лампочка, в кабине стало темно. «О черт, – забормотал Керя. – Ты, придурок, какого хрена ты встал, давай поезжай.» Лифт не шевелился. Он определенно ждал каких-то Кериных действий, и застрявший в изнеможении опустился на пол, догадавшись. «Крыша поехала», – подумал Керя безнадежно и расстегнул штаны. Поскольку вовлечь саму кабину в сексуальные игры не было никакой возможности, Керя с великим трудом сосредоточился на каком-то абстрактном, слабо эротичном объекте и приступил к заведомо бесплодному занятию. Дело не клеилось, Керя взмок от напряжения, вызванный образ оказался нестойким и постоянно заменялся какими-то прессами, ходовыми частями непонятных механизмов, парящими птицами и падающими звездами. В конце концов пытка закончилась, и лифт, вздохнув с неподдельным человеческим удовлетворением, доставил Керю на нужный этаж. В пути пассажиру стало плохо: он представил, что с ним будет, если все прочие предметы, умеющие перемещаться, потребуют от него внимания в такой же форме.

Очутившись в квартире, Керя перво-наперво наглухо запер дверь, зашторил окна и принялся бродить в квартире, разыскивая признаки малейшей двигательной активности. Вспомнив об электронах из школьного курса физики, он отключил холодильник и погасил свет. С замиранием сердца щелкнул кнопкой телевизора и в панике отшатнулся: украинский фольклорный ансамбль лихо отплясывал национальный танец, усатый хохол в шароварах пошел вприсядку столь откровенно, что Керя обесточил прибор и повалился на кушетку. С улицы просачивался многообещающий шум троллейбусов и легковых автомобилей, в поднебесье застрекотал вертолет. «Этот-то откуда взялся, – Керя стиснул голову в ладонях. – Отродясь тут не летал». Скрипнул потолок: соседу сверху, похоже, не спалось, и он нарочно мерил свою комнату шагами – взад-вперед, взад-вперед. За стенкой отвернули кран, и полилась вода – сперва, как точно понял Керя, очень холодная, потом добавили горячей, и сделалась тепленькая, приятная, и так бы ей литься и литься всю жизнь, покуда не иссякнут истомившиеся резервуары водохранилища… Керя заскрипел зубами, нашел снотворные таблетки и проглотил одну за другой целых три штуки. Круглые колесики, сталкиваясь и отскакивая друг от дружки, покатились к желудку, порождая нестерпимое желание проникнуть в собственный нагретый, протяженный пищевод и там догнать шаловливые кругляшки, а после их… а после… с ними… Керя сидел, раскачиваясь, и глядел в темноту слепыми глазами, стараясь пореже моргать: короткое, упругое движение век деликатно напоминало, что оно, какое-никакое, но тоже движение, и склонно заявить свои права на должное отношение… в какой-то раз моргнув, когда уже не оставалось мочи терпеть, веки не разомкнулись, и Керя провалился в сон.