Ася Лавруша - Шведский стол (сборник)

В самом центре Петербурга, недалеко от Петропавловки, опираясь спиной на неопрятный городской тополь, по-деревенски на корточках сидит Владимир Петрович, охранник здешней автомастерской, которая скромно прячется за деревьями сквера и – оправдываясь перед соседней достопримечательностью – нескромно называется «Старой крепостью».

Лето, синеют небеса , Владимир Петрович читает, книга лежит на коленях. В городе пусто, все на дачах , и только подъезжающие к Иоанновскому мосту туристические автобусы заставляют воскресный день ненадолго встрепенуться – торговые ряды у входа в крепость оживают, матрешечники и платочники, стряхивая с себя сонный тополиный пух, манят клиентов громкими обещаниями продать им нечто уникальное, ручной работы и к тому же очень недорогое…

Время от времени Владимир Петрович отрывает взгляд от страницы и смотрит в сторону крепости, на красный кирпич и зелень. По кирпичу движется листва. Кажется, что игла Петропавловского собора нечаянно проколола солнце, и раненое светило, придерживаясь за крыло верховного городского ангела, застыло на месте и бесконтрольно льет горючие июльские слезы, превращая остро-золотой шпиль собора в самый свой мощный луч. От его слепящего сияния не спасают даже густо-черные солнцезащитные очки. А ветер и тополиный пух при этом усердно убеждают всех, что на дворе вьюжная зима. Владимир Петрович по этому поводу усмехается, закушенная сигарета подпрыгивает, и сизое табачное облачко несется вдогонку пыльному театральному снегу.

Следом за своей скользкой рогатой тенью на траву с шумом садится прогулочный вертолет. По каналу проносится гидроцикл – блестящий, похожий на дельфина, с высоким упругим фонтаном сзади. Очень подходящий транспорт для этой самоуверенной виниловой молодежи. По сравнению с ним неспешные прогулочные катера так и хочется назвать какими-нибудь «корытами» или «калошами»… А ведь лет тридцать назад, когда Владимир Петрович служил в водной милиции, они казались такими быстрыми, такими современными! У него самого был такой – номер 1608, синий корпус и белая полоса. Владимир Петрович плавал на катере по начальственной Неве и иерархически подчиненным ей рекам, каналам и протокам. И заметив где-нибудь, у той же Петропавловки, симпатичных девушек, всегда нарочно набирал скорость, поднимая вдоль бортов воду шикарным павлиньим хвостом. Мотор азартно трещал, в перламутровых брызгах за катером бежала изумрудная трава, и стучали белые зубы красной крепостной стены…

В принципе, Владимир Петрович вполне доволен собственной судьбой. Жаловаться он не любит – даже если для жалоб есть причины. Но сейчас, в эту мохнатую тополиную жару, он искусственными мерами , воспоминаниями о чем-то дальнем и давнем, вызывает у себя чувство, похожее на обиду .

Горько и едко пахнет дорога. Из киоска громко заявляют о себе шаверма и группа «Руки вверх». И только в мгновения редкой благосклонности ветра можно почувствовать чуть солоноватый запах воды.

«Тридцать лет назад реки в городе пахли совсем по-другому, – думает Владимир Петрович. – Я точно помню, запах был сильный, свежий, особенно рано утром, в начале смены…»

Ему кажется, что в Ленинграде семидесятых никогда не было так жарко – даже если температура поднималась до тридцати градусов. Сейчас ведь почти все фасады в центре города зашиты этой пестрой, нагло лезущей в глаза рекламой, которая в два счета раскаляется. А тогда Питер был серо-голубым, каменным, прохладным… Нет, то есть кое-какие знаки времени можно было, конечно, встретить. Владимир Петрович, к примеру, помнит, что на крыше соседнего дома по вечерам зажигался призыв досрочно завершить пятилетку, у входа в сквер обещали «миру мир», а еще где-то поблизости что-то такое было про Госстрах… Машин опять же было намного меньше. Степенно ездили старые округлые «Победы» и «Москвичи», водители новых, более угловатых моделей пытались лихачить, но ГАИ была бдительна. А каким совершенством казались первые тольятинские «Жигули»! Впрочем, Владимир Петрович до сих пор твердо убежден, что это действительно хорошая машина – там же ручная сборка и металл толщиной в палец. У шурина как раз семьдесят третьего года «копейка», так он за ней следит как положено, и она ничего, бегает!..

А вот Петропавловка совсем не изменилась. Но тут ничего удивительного нет – для ее возраста тридцать лет это то же, что один день для человека. Владимир Петрович улыбается, вспоминая, как он радовался, узнав, что его, вчерашнего дембеля, определили не просто в милицию, а именно в водный отряд. Получалось, как в кино – провалы разведенных мостов над Невой, упругие волны, полощущие белую ленинградскую ночь, медлительные баржи и солидные корабли… И где-то рядом он – в красивой униформе на голубом катере.

Ему очень нравилась его работа. Хулиганов было мало, к тому же он их совсем не боялся – дважды в неделю Володя занимался самбо и демонстрировал неплохие результаты. Как-то он даже доказал это на деле – перебравшие мужики возле пивного ларька у Тучкова устроили драку, так Володя их, как тогда говорили, «на раз» в чувство привел. Конечно, они не были достойными соперниками – забулдыги, что возьмешь? Но ведь их было человек десять, а он один! Так что грамоту Володя принимал с чистой совестью… А в семьдесят втором командование направило его на учебу в высшую школу милиции, на вечернее отделение. Теперь он работал днем, и в этом был минус, потому что больше всего он любил вечерние и ночные смены. Но с другой стороны, занятия тоже были интересными. Особенно уголовное право, которое у них вел майор милиции Свирский. Владимир Петрович от кого-то слышал, что Свирский сейчас большой человек в Большом доме. Что ж, справедливо – мозги у мужика тогда еще были очень крепкими!

Владимир Петрович закрывает глаза и вспоминает, как майор входил в аудиторию, устраивал на столе свой портфель-дипломат, открывал его и вытаскивал учебник: «Ну что, товарищи курсанты, хотите заняться возвышенным – например, кражами антиквариата? Или будем сегодня разбирать что-нибудь более земное – какие-нибудь незатейливые бытовые преступления, а?..» Говорили, он даже за границу ездил по обмену опытом! Володя любил его слушать, даже дух иногда захватывало. Вот только, когда речь заходила об изнасилованиях, ему становилось как-то неприятно, что ли. То есть он понимал – в жизни всякое случается, они как раз и учатся для того, чтобы это «всякое» случалось пореже… Но рядом сидела Марина, и Володе очень хотелось, чтобы упражнение из учебника по делу об изнасиловании было поскорей выполнено…

Марина тогда работала в архиве Дзержинского отделения. Глаза у нее были голубые, а волосы густые и гладкие, заплетенные в тугую косу, которая ловила солнечные блики так же ловко, как какая-нибудь городская речка… После занятий они стояли в коридоре, Марина восхищенно отзывалась о преподавателе. Володя, полностью разделяя ее восторги, ревниво тем не менее молчал, а энергичная тень майора – распахнутый плащ и солидный портфель – мелькала где-то у выхода. Кстати, дипломат у Свирского был совершенно роскошный – с одной стороны пластмассовый, с другой кожаный, а еще никелированные заклепки по углам и кодовый замок! Да… дипломат…