Александр Филиппов - День козла

– Гаврилова… Не Иваном зовут? – полюбопытствовал как бы между прочим полковник.

– Ну да, Иван Петрович. А вы его знаете? Да, я и забыл. Говорят, вы из нашего города родом. Земляк!

– Жил… когда-то, – вяло отозвался Коновалов.

– Так вот, Гаврилов вам и поможет. Он у меня за милицию общественной безопасности отвечает. У него все участковые под началом. Мужик он спокойный, дотошный. Да и языком бестолку не молотит. Я его сегодня же к вам подошлю. Пусть впрягается.

Коновалов поблагодарил начальника горотдела за помощь, и, отказавшись от предложения подвести до дачи, пошел пешком по знакомым с детских лет улицам.

Он шел по тенистым выщербленным тротуарчикам, которые не асфальтировали с тех еще, кажется, пор, мимо почерневших от времени заборов, и кривые ветви старых яблонь норовили задеть пыльными листьями лицо, и все здесь внешне осталось прежним, даже остов трактора «Фордзон», брошенный у обочины в незапамятные времена, рыжий от ржавчины, навечно вросший железными колесами в землю.

Коновалов хорошо знал Ивана Гаврилова, учился с ним в одном классе. В ту пору Ванька был, как говорили тогда, «активным общественником», секретарем комсомольской организации школы, носил буйную шевелюру, которую зачесывал назад, подражая известным партийным деятелям, разговаривал с собеседником набычившись, склоняя шишковатый лоб, будто бодаться собирался, отстаивая свои убеждения. Любимым книжным героем его был Давыдов из «Поднятой целины» Шолохова, он и разговаривал так же напористо, не к месту вставляя позаимствованное у бывшего революционного матроса словечко «факт».

– Ты, Илья, не комсомолец, – отчитывал бывалыча он одноклассника Коновалова. – Ты пассивный сторонний созерцатель. – И припечатывал, словно приговор выносил. – Факт!

А юному Коновалову было плохо тогда. Отец его ушел из семьи, он видел, как бьется в нищете, стремясь поставить сына на ноги, мать, работая нормировщицей на кирпичном заводе, а городок жил в ту пору, на закате социализма, в целом, неплохо. В магазинах было шаром покати, но на подворьях частных домов кудахтала и хрюкала сытая живность, которую откармливали в изобилии местные мужички краденным на мелькомбинате комбикормом. Однако на стол семьи Коноваловых от этого изобилия редко что попадало. Потому что с покупателей драли за свою продукцию оборотистые козловцы на рынке три шкуры, и над всем бытом заштатного городка витало зловещее, допускающее к закромам Родины одних, и напрочь отсекающее других, полууголовное понятие «блат».

Ни у Ильи, ни у матери его «блата» не было, перед ними наглухо закрывались те двери, куда то и дело со счастливыми улыбками на лице ныряли прочие горожане. Коновалов страдал от чувства собственной ничтожности, третьесортности, и разглагольствования Ваньки Гаврилова о достижениях социализма доводили его до бешенства.

Илья даже подрался с ним однажды, но случилось это гораздо позже, на выпускном вечере, и не на почве идеологических разногласий, а из-за одноклассницы, Зинки, за которой приударял Ванька, но которая отчего-то предпочла его, Коновалова.

Из той первой любви ничего путного не вышло. Илья уехал после школы в Москву, поступил в пограничное училище, относившееся тогда к ведомству КГБ, закончил, много мотался по стране, пока извилистая судьба не привела его в начале девяностых годов в службу охраны Первого президента.

С тех пор он только раз побывал в Козлове, десять лет назад, на похоронах матери. Примчался спецрейсом на военно-транспортном самолете, постоял на кладбище, глядя, как опускают гроб в холодную глинистую землю, и в тот же день вернулся в Москву, оставив растерянным соседкам, хлопотавшим вокруг поминального стола, пачку тысячерублевок – на обиход могилки и памятника.

С тех пор его ничто не связывало с этим городом. Потому нечаянная поездка нынешняя вызвала раздражение и легкое беспокойство. Так бывает, когда напоминает о себе наболевший и залеченный давным давно зуб. Забыл о нем, успокоился – и вдруг он опять стрельнул болью, ни с того ни с сего, заныл, разбередился…

Подходя к даче, полковник издали заметил топтавшегося у ворот высокого, русоволосого милиционера. Китель на нем был расстегнут по причине летней духоты, фуражку он держал под мышкой, вроде папки для документов. Увидев приближающегося Коновалова, шагнул навстречу, протянув большую сильную руку.

– Здорово, Илья. Сколько лет, сколько зим… – и откинул назад взъерошенные ветерком волосы, обнажив свой упрямый лоб.

– А ты, Иван, вроде не изменился, – улыбнулся Коновалов. – Все такой же… правильный. Страж порядка… Факт!

– Да уж с порядком-то нынче туго, – подметил Гаврилов. – Но стараемся, стережем…

– Не слишком у вас это выходит, – не выдержав, съязвил полковник. – Тебе начальник твой объяснил, что к чему?

– Так, в общих чертах. Отозвал из отпуска, оторвал от дома. Сказал, что поступаю временно в твое полное распоряжение.

Коновалов глянул остро:

– А ты не рад?

– Да ладно тебе… – потупился милиционер. – Мы ж товарищи все-таки… Хоть на старости лет свидились.

Из облака пыли, поднявшегося в дальнем конце улицы, вынырнула светлая «Волга», свернула к даче.

– Кого это несет? – вгляделся Гаврилов. – Номера вроде не наши, не козловские.

– Возможно, товарищ из ФСБ – пожав плечами, предположил полковник. – Он как раз сейчас должен подъехать.

И не ошибся. Тормознув, «Волга» окатила их клубом дорожной пыли. Из машины расторопно выскочил водитель в клетчатой рубашке и синих джинсах и поспешил представиться.

– Майор Сорокин, из управления ФСБ. Не подскажете, где мне найти полковника Коновалова?

– Я перед вами. А это подполковник Гаврилов из городского отдела милиции. Временно прикомандирован для совместной работы, – сделав ударение на слово «временно», и ехидно покосившись на старого приятеля, отрекомендовался Коновалов. Потом, указав на калитку, предложил. – Пройдемся. Вы, майор, оставьте машину здесь, ее мои ребята в гараж загонят. А мы с вами поужинаем, а заодно и план действий обсудим.

– Сразу видно нашего брата, чекиста, – подмигнул Гаврилову Сорокин. – С ужина начинает. Нетипично для столичного начальства. Те любят официальную тягомотину разводить – совещание, заседание… А в конце бутербродик на палочке, величиной с ноготок и глоточек винца.

– У нас тут нравы простые, провинциальные, – усмехнулся полковник. – Мы с президентом питаемся без затей. Пельмени, водочка…

– Эх, хорошо! – с чувством потер ладони Сорокин.

– А можно, это… – деликатно кашлянул Гаврилов. – На президента взглянуть? Я ж его в натуральном образе ни разу не видел. Только на фотографиях, да по телику…