Александр Солин - Неон, она и не он

Париж любит влюбленных и ненасытных.

Они возвращались в отель на такси, и каждый из них думал о том, что их там ждет. И если мужское предвкушение не нуждается в представлении, то ее смирившееся вроде бы море чувств имело своим дном такие монолиты, которые, однажды вздохнув, могли легко его взбунтовать. А между тем все, что ей было нужно – это выбрать из двух императивов один: «Нельзя целоваться (и все такое прочее) без любви» или «Можно целоваться (и все такое прочее) без любви». Устранить, так сказать, внутреннюю коллизию между экзистенциальным опытом и химерами идеального. И тогда ее воля избавилась бы от разрушительной амбивалентности и подчинилась бы смиреной гармонии неизбежности. Проще говоря, следовало плюнуть на все и жить с новым любовником, пользуясь его расположением. А если он, к тому же, сможет подарить ей оргазм, то оно стоит того, чтобы нарушить самый нравственный императив!

Сбросив на ходу пальто и пиджак, он вместе с ней прошел в ее комнату, где лаская голодным взглядом, помог освободиться от ее нового пальто. Она не стала испытывать его терпение и не пошла в ванную.

«Пусть целует меня немытую… Может, его тоже стошнит…» – мелькнуло в ней мстительным сполохом.

Покружив по комнате, она потушила свет, встала перед ним живой черной тенью и велела себя раздеть. Сдерживая суетливое нетерпение, он освободил ее от платья и скинул мягкие оковы лифчика. Затем, прижав ее к себе спиной и целуя в плечи и шею, принялся твердыми ладонями тискать грудь, оглаживать живот и дерзко нарушать беззащитную границу колготок. Она стояла, опустив руки и не испытывая ни малейшего трепета. Неужели проститутки такие же безразличные? Он подхватил ее на руки и уложил на широкую, словно площадь кровать. Затем торопливо обнажился и присоединился к ней.

С каким-то отстраненным любопытством наблюдала она за голым мужчиной у себя в ногах, словно дело касалось не ее тела. Смотрела, скосив глаза, как с затяжным наслаждением стягивая с нее колготки, он истово и протяжно целовал обнажавшиеся бедра, как двигались волосатые рычаги его рук, как черной мишенью на бледном жирном теле мелькала волосатая грудь, как подрагивал у живота его вздернутый черный бивень. Смотрела, как он, раздвинув ее ноги, устраивался в завоеванном пространстве, а затем с легкими поцелуями подбирался к ее цитадели, чтобы предпринять имитацию штурма. Смотрела, как на фоне смешно отставленного зада шевелится его макушка, пока он чавкал, погрузив в нее лицо.

«И как ему только не противно!» – брезгливо скривилась она.

Он укусил ее, она дернулась и тихо ахнула. Возможно, он сделал это намеренно, а может, просто увлекся. Решив ускорить события, она потянула его к себе. Он нехотя оторвался от лакомства и, мазнув по пути скользким ртом по ее животу и груди, впился в ее губы.

«Господи, неужели я так ужасно пахну?» – покоробленная гадливым засосом, задохнулась она. Не выдержав, она освободилась, перевела дух и, быстро осушив запястьем губы, велела: «Иди ко мне!» Лишь оргазм интересовал ее сейчас. Он заворочался, пристраиваясь, и она помогла ему поймать цель. Его первичные половые признаки оказались весьма внушительными. Странно, что она не почувствовала этого прошлой ночью. Впрочем, ей, пьяной и страдающей, было тогда не до того. Оказалось, что он недостаточно разогрел ее равнодушие, и пока его глубиномер продирался ко дну, она несколько раз дергалась и останавливала его.

«Больно! Подожди! Ты такой большой!» – давилась она шепотом, не догадываясь, что необыкновенно его этим возбуждает. Кончилось тем, что он, едва достигнув дна, задергался, обмяк и, навалившись на нее всем телом, с досадой пробормотал:

«Да что же это такое, а…»

Придавленная им, она терпела, как терпела когда-то под Мишкой и как терпела бы под любым другим своим мужчиной, преждевременно сраженным избытком страсти. Распавшись, они некоторое время молчали, пока он не сказал:

«Пожалуй, надо чего-нибудь выпить. Хочешь?»

«Нет. А ты выпей…»

Он встал, запахнулся в халат и пошел на свою половину. Пока он ходил, она посетила ванную и подобрала разбросанную одежду. Он вернулся с бутылкой виски.

«Я передумала. Пожалуй, я тоже выпью» – сказала она.

Он налил и подал ей полстакана виски. Она, не отрываясь, выпила до дна и со стуком поставила стакан на столик. Затем сбросила халат, откинула одеяло на край кровати и легла, поманив его невянущей наготой. Он потушил свет, и они продолжили.

«Поцелуй меня!» – велела она, бесстыдно разбрасывая ноги.

Он заботливо расположил ее поперек кровати и опустился на колени. Погрузив в нее лицо и шаря по ее телу слепыми жадными руками, он довел ее до состояния глухого волнения, дал отползти от края, после чего припал к ней и заполнил до отказа. Не считая вчерашней полуобморочной пытки, это был ее первый полноценный контакт после почти трехгодичного воздержания. Запрокинув голову и закрыв глаза, она несколько минут прислушивалась к тому, как тугие мерные усилия распирают ей бедра, наполняя ровным теплом и обещанием чего-то судорожного и неведомого. Почувствовав, как ОН бьется головой в неизведанное дно ее хлюпающего озера, она обхватила любовника руками и ногами и заспешила ЕМУ навстречу, приговаривая: «Сильней, сильней!». В ответ он выпрямил руки, прогнулся и, отбросив политесы, принялся с размаху вгонять в нее свою непомерную сваю.

«Еще сильнее!» – просила она, ухватив его за руки выше локтей. Он начал потеть.

«Ну, пожалуйста, ну, пожалуйста!» – умоляла она, пытаясь удержать соскальзывающие пальцы. Он засопел и запыхтел, сопровождая свои старания сырым шлепаньем.

«Лешенька, миленький!» – задыхалась она, и по тому, как он вдруг сбился с ритма, поняла, что все кончено. Что ж, теперь его можно пожалеть. Только кто пожалеет ее?

Он подкатился и затих у нее на груди в ожидании материнской похвалы.

«Ты успела?» – спросил он.

«Да, два раза. Ты молодец…» – ответила она в воронку его затылка.

«Ты обещала рассказать о себе…» – напомнил он.

«Да, помню… За два с половиной года после смерти мужа ты у меня первый мужчина…»

«Бедная моя… Сочувствую… Не волнуйся, теперь воздержанию конец. Я измучаю тебя, обещаю!»

«А я тебя, но при одном условии…» – сказала она.

«Каком?»

«Я никогда не делала и не буду делать минет»

«Согласен! Не царское это дело!»

Ах, какой мужчина! Какой дивный мужчина! И, кажется, не на шутку влюблен! Ну, почему она его не любит?

Любовником он оказался ненасытным, но потливым и бесплодным. С какой стороны она к нему ни заходила, добиться оргазма не смогла. Новый опыт ее изрядно опечалил: уж если бесполезным оказалось орудие ТАКОГО калибра, на что же тогда можно было надеяться?