Александр Солин - Неон, она и не он

– Ну, рассказывай, что у вас случилось! – требовательно начала Светка, как только они уселись за кухонным столом.

– Ну как что? Человек провинился, я его отчитала, ему не понравилось, и он ушел, – со спокойной улыбкой ответила она.

– Человек провинился в том, что целовался со мной на брудершафт? Выходит, это я виновата? – поджала губы Светка.

– Нет, Светочка, ты ни в чем не виновата. Ни ты, ни Ирка с Юлькой. Виноват только он! – заверила подругу Наташа.

Светка с Диной переглянулись.

– Надеюсь, ты понимаешь, что это несерьезно? – с надеждой спросила Светка.

– Кому как! – пожав плечами, отвечала Наташа.

– То есть, ты хочешь сказать, что поцелуй на брудершафт серьезное основание, чтобы выгнать солидного жениха? – обострила несуразность наказания Дина.

– Именно так! – воскликнула Наташа, начиная раздражаться оттого, что скрывая главную соучастницу, она вынуждена делать из мухи слона, заведомо ставя себя в глупое положение. Получалось, что она и подруги имели в виду разные по тяжести деяния, но одно и то же наказание. Очевидно было и то, что с каким бы художественным жаром она не описывала эти несколько лишних секунд, превращавших невинный ритуал в молчаливый сговор, им не дано было уловить их горбатое значение, как огрубевшим пальцам трещину на лаковой поверхности.

Подруги снова переглянулись.

– Ну, хорошо, и что теперь? – спросила Светка.

– Он не звонит, я тоже не собираюсь. Да к тому же мне теперь все равно!

– Что значит – все равно?

– А то и значит, что очередной кобель мне не нужен! Хватит с меня Мишки!

– Но там, кажется, была другая история… – осторожно напомнила Дина.

– По существу та же! – отрезала Наташа.

– Послушай, подруга, если бы я обижалась на мужа за то, что он пялится на молоденьких девок, я должна была выгнать его через год после свадьбы! – насмешливо проговорила Светка.

– А чего это вы его защищаете?! – возмутилась она. – Я думала, вы меня поймете, а вы!..

– А потому и защищаем, что мы не слепые и кое-что видим, – внушительно заговорила Светка. – Правильно Машка сказала: он с тебя весь вечер глаз не сводил, а ты его за дверь! Очнись, подруга! – пощелкала она пальцами перед Наташиным лицом: – Ты не права!

– Наташенька, может, ты его просто ревнуешь и не хочешь себе в этом признаться? – с надеждой спросила Дина.

– Знаешь что! – с раздражением воскликнула Наташа. – Чтобы ревновать, надо любить, а я его не люблю! Надеюсь, хоть это вам понятно?

Светка поглядела на кошку Катьку, которая в этот момент запрыгнула на соседний стул, и иронически сказала:

– Да, Катька, ну и хозяйка у тебя! Просто отпад!

– В общем, вижу, вы меня не понимаете! – подвела итог Наташа и поджала губы.

– Не понимаем! – обрезала Светка. – А впрочем, для меня главное, что я здесь ни при чем. А дальше делай, как знаешь!

Молча допили чай и встали, чтобы уйти. В прихожей Наташа примирительно сказала:

– Девчонки, оказывается, я его совершенно не знала! Думала, приличный мужчина, а он обычный кобель!

– Слушай, Наташка, говорю тебе в последний раз: все мужики, а мужья особенно – кобели. И наше бабское дело – постараться удержать их на цепи. Каждая старается по-своему. Не хочешь стараться – не обижайся! – не скрывая раздражение, отчеканила Светка.

В пять часов вечера, так и не дождавшись его звонка, она заказала билет на самолет до Екатеринбурга, решив уехать на каникулы к родителям. После чего позвонила Марии и договорилась, что та присмотрит за кошкой. Когда на следующий день Мария пришла за ключами и между делом попыталась замолвить за бедного жениха слово, то в ответ услышала:

– Даже не говори мне о нем!

А как еще прикажете отзываться на имя того, о котором вслед за оскорбленным сердцем третий день твердит взбудораженный рассудок: «Да как он смеет не звонить?!»

Второй день разлуки (разрыва?) начался для него унылыми мыслями о поиске того места, где можно забыть обо всем на свете и куда надо прорываться через утомительные формальности, дорожные тяготы, непонятливость окружающих, сквозь непривычные запахи, слова и звуки, в компании чужих лиц и облаков. И все для того, чтобы добравшись туда, освободить натруженные поклажей руки, скинуть мятую одежду, бросить усталое тело в ближайшее кресло, налить полный стакан виски, выпить и сразу начать думать о ней. Он хотел бы не думать о ней, но не может. Он желал бы ее забыть, но она сильнее его. «Вздорная. Капризная. Недалекая. Неблагодарная. Распущенная. Вульгарная. Расчетливая…» Он ее ненавидит и умоляет оставить его в покое.

Стокгольм? Париж? Бали? Антарктида? Нет, улица Пляжевая в Ушково, за Зеленогорском.

Он позвонил Михалычу, человеку из местных, которого нанял присматривать за домом, и предупредил, что сегодня приедет. Собирался обстоятельно, не торопясь, приглядываясь к вещам, прицениваясь к их компанейским возможностям, отыскивая среди них занятные, способные увлечь и обмануть, как женщина или алкоголь.

Кинул в сумку сборник американского детектива – тут тебе и Рекс Стаут, и Рэймонд Чандлер, и Эд Макбейн; кинул «Женщину французского лейтенанта» – возможно, теперь он что-нибудь в ней поймет; кинул «Долгое падение» Ника Хорнби – может, теперь удастся дочитать. Поводил глазами по полкам и вдруг приметил зажатого в угол Блока: а не взять ли что-нибудь из раннего – туманного, меланхоличного и загадочного? Взял первый том.

Выбрал диски – трио Оскара Питерсона (бедный, неподражаемый Питерсон скончался за неделю до Нового года – какое нелепое совпадение!) с сумасшедшей версией «Сядь в поезд А», взял «Джаз модерн квартет», где они вместе со «Свингл сингерс» страдают благочестием на Вандомской площади и хрустально вальсируют на коньках в центральном парке Нью-Йорка. Не забыл Эррола Гарнера, Майлса Девиса с Херби Хэнкоком и Диззи Гиллеспи с «Дубль сис де Пари». Между прочим, прихватил недавно купленные по ее совету записи фортепьянных пьес Дебюсси. Кроме того, извлек наугад около десятка видеофильмов, к этому присоединил ноутбук, обнял мать, да и был таков.

Купив по дороге продукты, три бутылки «Chivas Rigal» для себя и две бутылки водки для Михалыча, он в три часа дня прибыл на место, где не был уже более трех месяцев. Михалыч, пенсионер и вдовец, встретил его с отцовской приветливостью, пожалел, что хозяин приехал без Ирины, которую он считал его женой, посетовал на нежилой дух в доме и зеленеющую при полном попустительстве зимы территорию, сообщил местные новости, поблагодарил за вовремя переведенные ему на карточку деньги, рассовал по карманам бушлата водку и оставил одного. Он окинул взглядом мерзлую синеву неба и подумал: «Интересно, что она сейчас делает?»