Ирина Глебова - Мне снился сон…

Года два никого интересного, тронувшего её сердце, рядом не было. Крутились, конечно, вокруг какие-то ребята – и симпатичные, и весёлые, и хорошие, – но всё проходные, эпизодические. А, может, просто она повзрослела… А потом появился Игорь. С ним у Виктории не было близких отношений. И вообще – это совершенно особый случай…

А Тони? Кто же ей Тони? Друг, конечно, самый настоящий друг, какого в жизни до сих пор не было. Но… ведь не только? Да, ответила себе девушка честно, не только. Уровень её чувства к нему уже перекатил дружбу. Понять бы только, что это за чувство… Не страсть – это стопроцентно. Не влюблённость – это она уже анализировала. Что-то особое, которое так органично вплетается в узор дружбы, но всё же ярче, насыщеннее красками и оттенками, тревожнее, томительнее… А, может, это любовь? Настоящая, о которой она мечтала и за которую несколько раз принимала влюблённость? Недаром она сейчас вспоминала своих трёх мужчин: разве сравнить Тони с ними! Он другой. И не потому, что из другой страны, другой нации, других традиций! Вчера она, скорее всего, порола глупости. Он другой, потому что настоящий…

Как ни старалась Виктория быть с Тони прежней, он всё-таки выглядел немного отстранённым. Да, и улыбался, и на шутки отвечал, и готовил на костре… Но из взгляда не уходила задумчивая печаль, и прутик с рыбой дал ей в руки, а не стал кормить сам, как в прошлые дни.

У Тори сердце замирало от жалости к нему и чувства своей вины. «Пройдёт, пройдёт…» – думала, как молилась она. И вдруг в какой-то момент решила: «Я сегодня обниму его… Вечером… И поцелую!»

От этой мысли закружилась голова, ужасно захотелось сесть к пианино, заиграть что-то любимое…

Они располагались на веранде, лежали прямо на досках, ленясь что-то делать сразу после завтрака. Виктория перевернулась со спины на живот и «заиграла». Чудесная мелодия звучала в памяти, и пальцы сами бегали по деревянному настилу – по невидимым клавишам…

Не пойдя дальше по музыкальной стезе, девушка играть не бросила. Встречая знакомых по музыкальной школе ребят, тоже ушедших в другие профессии, она с удивлением слышала: «Да я к инструменту и не прикасаюсь» или «Пианино давно продали, сдыхались, слава Богу»… Нет, она пианино любила! Любые перепады настроения – радость, огорчение, – и она откидывала крышку, садилась, бежала пальцами по клавишам. Играла то, что диктовало чувство, и просто физически ощущала, как мир и её душа приходят в равновесие. Бывая на книжных развалах, искала в затёртых картонных коробках не только любимые романы или книги по архитектуре, но и ноты, в Интернете тоже подбирала ноты к песням и мелодиям из любимых фильмов. А дома садилась и играла: вспоминала знакомые пьесы, сонаты, концерты, разучивала новые…

Виктория увлеклась «игрой» и не видела, как Тони, лежавший на спине, повернул голову и следит за её пальцами. Удивлённо перевёл взгляд на её самозабвенное лицо, потом снова на летающие по настилу пальцы. Чуть сдвинул брови.

– «К Элизе»? Бетховен?

Спросил, но с такой интонацией, словно был уверен. Кисти Виктории замерли на весу. Она села и, не сдержавшись, воскликнула:

– Ты узнал мелодию? Я ведь не напевала, молчала!

– Я узнал её по движениям твоих пальцев. Ты прекрасно играла.

– Но это не просто – узнавать мотив по аппликатуре!

Тони откинул голову на согнутые в локтях руки, ответил с вызовом:

– У меня, знаешь ли, есть музыкальное образование. Как и у тебя. А «К Элизе» – любимая моя вещь у Бетховена.

– И моя тоже…

Голос девушки дрогнул. Она смотрела прямо в глаза молодому человеку. Он рывком сел, взял её за руку.

– Тори, Тори! Вот видишь, ещё одно общее есть у нас! Я всё помню. Ты говорила: мореходы в семье, военные годы наших стариков, фильм «Сорок первый», любимые книги о путешествиях. Ну, вспомни «Робинзона Крузо»!

И он, на мгновенье задумавшись, начал цитировать:

– «Простившись с островом, я взял с собой на память сделанную мной собственноручно большую шапку из козьей шкуры…»

– «… мой зонтик и одного из моих попугаев», – закончила Тори.

Он засмеялся радостно и крепче сжал её пальцы:

– Тори, милая моя! Но разве всё это, что объединяет нас, не перевесит другого, разъединяющего? Ты подумай: это – из области духа, чувства, интеллекта. А то – из материального мира, политики, дрязг…

Она тихо покачала головой:

– Не знаю, Тони… Ты не совсем прав. Но, может быть, перевесит… Это…

Чувствовала, что её голос дрожит, на глаза наворачиваются слёзы, пальцы не хотят уходить из его ладоней. Что сейчас она прижмётся к нему, запрокинет голову…

«Нет, – одёрнула себя Виктория. – Вечером, я решила, что это случится вечером…»

И Тони – ещё одно чудо! – почувствовал её. Вскочил на ноги, потянув и Тори за собой.

– Пойдём к океану! Там сейчас ветер и волны – красота!

– А если ливень? Тропический?

Виктория вскинула голову к небу. Его постепенно затягивали облака: ещё лёгкие, не грозные, но кое-где уже наливающиеся синевой. Сквозь них солнечные лучи веером тянулись к земле.

– Да, – согласился Тони, – похоже сегодня ливень нас омоет. Но ещё не сейчас, часа четыре у нас есть.

И они пошли к океану. Уже привычной тропой: через секвойную рощу, вдоль ручья к прибрежным дюнам. В густых зарослях, там, где почва стала пружинистой от влаги, Виктория вновь, в который раз, залюбовалась разноцветными колибри.

– Просто глаз отвести невозможно, – улыбнулась она своему спутнику, словно оправдываясь. – До чего же изумительно красивые эти маленькие птички!

– Маленькие птички, – повторила она и, слегка запнулась, задумалась. Не найдя аналога в английском, проговорила по-русски: – Пичужки.

И засмеялась.

– Что это? Что ты сказала? – спросил Тони.

– А так на русском языке звучит моя фамилия. Пичужина.

Он попробовал повторить:

– Пт… тч… джи… Нет, это невозможно выговорить.

– И не надо! Просто знай, что это означает «маленькая птичка».

Она быстро пошла вперёд, и Тони, догоняя, воскликнул:

– Так значит ты колибри?

– Ну, может быть я не такая маленькая, но такая же яркая, необычная.

– Красивая…

Он взял её за руку. Но в это время Виктория с высоты дюны увидала океан.

– О, и правда волны! Грандиозно! Побежали…

И они, держась за руки, помчались вниз. Но на полпути Тони крикнул:

– Не сюда! Сворачивай к той бухте, оттуда самый лучший вид!

Это был уже знакомый им чёрный скалистый утёс, с одной стороны которого небольшая бухта врезалась в песчаный берег. От скалы, словно хвост морского чудовища, тянулись такие же гребнистые камни – чем дальше, тем меньше размером. Последние несколько были уже хорошо обкатаны волнами. У этих валунов они и присели. Здесь был не песок, а мелкая галька, проросшая ползучей жёсткой травой, уже прогретой солнцем и приятной, как коврик-циновка.