Эдуард Байков - Чудовищные сны разума (сборник)

В тот момент, когда мимо нас пронесли накрытые материей останки моего растерзанного друга, я на какой-то миг отключился от всех внешних впечатлений, уйдя куда-то внутрь своего «я», ничего не слыша и не замечая вокруг. Затем я очнулся и, вскочив на ноги, вне себя от гнева принялся кричать во весь голос, потрясая в воздухе кулаками. Я бранился с ненавистью на устах, обещая лично покарать злодея. Я бушевал до тех пор, пока один из следователей, его фамилия была – Теодорский, не взял меня под руку и отвел в сторонку.

– Господин Шахов, пожалуйста, успокойтесь, – с убеждением обратился он ко мне, – я думаю, будет лучше, если вы сейчас отправитесь к себе домой.

– Да, – я неуверенно покачал головой, – да, наверное.

– Я отвезу вас. Где вы живете?

Я назвал ему адрес, передал ключи от своей машины, а сам устроился рядом, откинувшись на спинку сиденья. Впервые за всю мою жизнь мне стало плохо с сердцем. Где-то в домашней аптечке должны быть сердечные капли, нужно будет воспользоваться ими.

Пока ехали, мы оба молчали. В боковом зеркале заднего обзора я заметил следовавшую за нами патрульную машину с отключенной «мигалкой». Остановившись возле усадьбы и вернув ключи, следователь предупредил, что заедет ко мне, как только освободится, чтобы «подробнее расспросить о моем погибшем товарище». Я молча кивнул и, не оборачиваясь, направился к дому, спиною ощущая цепкий взгляд Теодорского, провожавший меня до самого крыльца. Затем машина развернулась и уехала.

Войдя в дом, я направился в ванную комнату. Минут десять я простоял на одном месте, невидящим взором уставившись в белизну огромной ванны. Затем встрепенулся, представив улыбающееся лицо моего бедного друга.

– Людвиг… – прошептал я, до боли сжав кулаки, затем обречено завыл, – Лю-ю-у-дви-и-иг! – и, не в силах более сдерживаться, разрыдался, уткнувшись лицом в дрожащие ладони. Слезы несли облегчение, но не могли избавить от боли утраты. Сколько раз уже было сказано об этом и все же я повторю снова: как же все-таки не ценим мы людей при их жизни и как скорбим и раскаиваемся, когда они покидают нас навсегда.

– Таким образом, если следовать вашей версии, получается, что господина Зимербаума убил ЕГО СОБСТВЕННЫЙ ПЕРСОНАЖ, так? – с невозмутимым видом подытожил мой рассказ следователь.

Когда он навестил меня вечером того же дня, я решил поведать ему без утайки обо всех произошедших за последние несколько дней со мной и Людвигом роковых событиях. Наверное, со стороны это выглядело полнейшей ахинеей, бредом свихнувшегося сознания. Однако Теодорский, если и пришел к такому выводу, то внешне никак не выказывал своего недоверия. Наоборот, он со всей серьезностью внимательно выслушав мою фантастическую на первый взгляд историю.

– Это не версия и не догадки, а реальные факты, – я нетерпеливо пожал плечами, – конечно, я понимаю, что все рассказанное мною только что, звучит нелепо и неправдоподобно, и все-таки вы должны, ОБЯЗАНЫ поверить мне, потому что…

Я умолк на полуслове, внезапно осознав, что этот сорокалетний служитель законности в общем-то ничем мне не обязан и вполне может сомневаться – а в своем ли уме находится перепуганный и потрясенный смертью друга писатель, рассказывающий небылицы о том, как из ниоткуда прибыли неземные монстры с целью покарать двух взбесившихся с жиру писак, которые…

(…один из которых уже МЕРТВ, а второй определенно тронулся рассудком!)

– Пока что я не могу вот так голословно принять на веру ваши соображения, – спокойно ответил он и добавил, – впрочем, отвергать их я тоже пока не имею право.

С этими словами он поднялся и, мягко ступая, направился к окну. Я машинально проследил за ним – рост около метра восьмидесяти, крепкое телосложение, резко очерченные черты лица. Всем своим внешним видом он выражал уверенность и надежность. И еще в нем чувствовалась некая жизненная сила, словно перед вами находился не цивилизованный сотрудник уголовного розыска, а древний варвар, сильный, хитрый и живучий как дикая кошка. Вот с каким человеком свела меня судьба при весьма трагических обстоятельствах.

Он резко обернулся и одарил меня хмурым взглядом, продолжая почти неслышно расхаживать по гостиной, затем подал голос:

– По данным предварительной экспертизы удалось установить личность убийцы… – он выдержал паузу, после чего продолжил, – и вот тут-то как раз и кроется нечто такое, что не поддается рациональному объяснению.

Бесшумно обогнув журнальный столик, он уселся на свое прежнее место.

– Вам что-нибудь известно о деле так называемого «кавказского потрошителя»? – неожиданно задал он вопрос.

– Н-нет, ничего, – я неуверенно покачал головой, – во всяком случае, я не помню.

– Это было много лет тому назад, и финал этой истории довольно широко освещался в прессе. На протяжении почти десяти лет маньяк-убийца совершал одни и те же преступления – изощренные убийства с элементами садизма и… в общем, он потрошил и расчленял свои жертвы. Сам он был не с Кавказа, нет. Он являлся жителем одного из крупных административных центров на Украине, и его фамилия была Коган. А прозвище такое ему дали вездесущие журналисты из-за того, что всегда на месте совершения преступления он выводил кровью своих жертв надпись «Кавказ» – на стенах, на полу, даже на земле – где угодно. Как выяснилось потом в ходе судебного разбирательства, ублюдок мечтал отправиться на Кавказ, где ни разу не был. Это у него был такой сдвиг по фазе, навязчивое желание. А в остальном он, в общем-то, являлся вполне нормальным.

Он на мгновение смолк, а потом продолжил:

– В течение десяти лет не могли изловить этого подонка, но когда, наконец, удалось поймать его прямо на месте совершения очередного зверства, торжеству моих коллег не было предела. Местные жители близлежащих населенных пунктов и города, где он жил, чуть было не взяли штурмом здание суда, пока над ним шел процесс. И, наверное, они так бы и сделали, в праведном гневе растерзав его, но без излишних проволочек Коган был приговорен к смертной казни. Подумать только – на его кровавом счету было шестьдесят пять жертв! Одним словом, его расстреляли перед тем, как был установлен мораторий на смертную казнь.

Он на время задумался, затем вскинул голову и как-то странно посмотрел на меня в упор своими темно-карими глазами из-под упрямо изогнутых, кустистых бровей.

– С тех пор прошло четыре года, – он говорил тихо, словно боясь быть подслушанным кем-то посторонним, – и вот он объявился вновь…

– Вашего друга, Людвига Зимербаума убил и выпотрошил этот негодяй, который уже четыре года, как должен находиться в ином мире. Сходство мы обнаружили буквально во всем – почерк, мотивы совершения преступления. Но, самое главное – данные дактилоскопии. Обнаруженные по всему дому отпечатки пальцев полностью соответствуют когановским. Никаких сомнений в этом быть не может.