Елена Яворская - Жестяной самолетик (сборник)

– Палыч, ты это… Ты с ним не особо… – забормотал Серега.

– Чего?

– Ну, ты с ним особо-то не балясничай и шутки не шути. Он из этих…

– Агент спецслужб? – притворно испугался я. – Мата Хари в мужском обличье?

– Слушай, Палыч, у него такая харя, что без мата и не скажешь! Нетрадиционный он, ясно тебе?

«Ревизор». Немая сцена.

А ревизия взглядов на жизнь никогда не обходится без того, за чем ко мне на самом деле заявился Ветров.

– Слушай, Серег, держи стольник, сбегай в гастроном, будь другом… Только не к Машке, понял? От ее варева потом котелок течет. А я пока в холодильник загляну на предмет пожрать, ага?

Чистил я селедку и думал думу горькую. Если уж слова «мужская дружба» стало возможно истолковать вкривь и вкось, значит, неладно что-то на этом жестком диске, подпираемом тремя слонами…

Любка

Помню, во времена моего золотого детства, сиречь в застойно-перестроечные восьмидесятые, милое и наивное наше телевидение любило показывать научно-популярные передачки для детишек младшего школьного и старшего предпенсионного возраста. В этих передачках все кому не лень мечтали вслух о науке, технике, человеке XXI века.

Вопреки даже самым скромным прогнозам, рубеж многострадального XX и столь трепетно ожидаемого счастливого XXI знаменовался коллективным преодолением очередной ступеньки лестницы, ведущей от человека к обезьяне.

М-да, регресс налицо. Регресс на лицах…

И весь наш быт, не говоря уж о бытии, – нищета, слегка прикрытая китайской самоклеящейся пленкой и кружевными салфеточками домашней выработки.

Спро́сите, с чего это я нынче такая злая? Да с пустяка по сравнению с вселенскими траблами. Просто шла сегодня мимо родной школы, шла прогулочным шагом – и наблюдала.

В школьном дворе выгуливалась группа продленного дня, деточки-детишечки лет по восемь-девять. Пожилая воспитательница устало прислонилась к военно-спортивному снаряду не совсем понятного назначения («Наследие милитаристского прошлого!» – не преминул бы заметить соседушка дядя Руся, правозащитник местного разлива). Жмурясь от яркого, как будто бы все еще летнего солнышка, воспитательница вполглаза наблюдала за детишками. Видеть-то она их видела, профессиональная тренировка, судя по моему папаше, дорогого стоит… а вот слышала ли? Допускаю, что слышала, но не считала нужным вмешиваться в экспрессивную беседу с использованием ненормативной лексики. Дети под присмотром – чего ж еще? Мне же (с непривычки, должно быть) резанули слух ругательства, слетающие с невинных детских уст.

На ступеньках школы прохлаждались, покуривая и похохатывая, переростки обоего пола, вели исполненные изящества светские беседы о приятном и очень приятном времяпрепровождении «только для взрослых» – как в любимом реалити-шоу. Смачно сплевывали на крылечко с таким видом, будто бы совершали нечто очень значительное.

У меня крутилось на языке замечание (эх, педагогическая наследственность, чтоб ее!), но воображение вовремя услужливо подсунуло мне яркую картинку: молодая еще тетка, всего-то на десяток лет старше сих барышень и вьюношей, непривлекательной мышастой наружности, особенно для людей столь требовательного возраста, резко тормозит возле школы и начинает с жаром проповедовать чистоту нравов и окружающего пространства. То есть – тормозит реально и ну очень конкретно.

Кирпичный заборчик, отделяющий школьные владения от владений детского садика, был (благо – все-таки со стороны школы) украшен замысловатыми граффити, в хитросплетениях которых угадывалось стилизованное изображение табуированных человеческих органов габаритами полметра на метр. То ли мудрые наставники не разобрались в этом символизме, то ли замучились замазывать, да и бюджет школьный не есть величина бесконечная…

Дотопала до трамвайной остановки. Погодка – загляденье. Бабье лето во всей красе. Настроение – близкое к апокалипсическому. В трамвае какой-то мужичок средних лет и алкоголической наружности, пользуясь естественным покачиванием вагона и противоестественной теснотой в салоне, прижался ко мне со спины и начал недвусмысленно тереться о мои, пардон, ягодицы. Сначала я подумала, что мне показалось – впечатления сегодняшнего дня достигли критической ниже нуля отметки. Я отстранилась, насколько это было возможно – и полминуты спустя снова ощутила зловонное дыхание и скотские телодвижения моего спутника – к счастью, не по жизни. Блин, осеннее обострение, что ли? Ценою героических усилий мне удалось протиснуться еще немного вперед; люди глядели с удивлением, переходящим в возмущение: вроде, не кондуктор, а ломится, как медведь в малинник. И что бы вы думали? Мой вонючий ухажер полез вслед за мною! Я поняла, что выбор у меня, как всегда, небогатый – и сошла на ближайшей остановке. За две остановки от конечной цели моего путешествия. Но это ведь мелочи, правда?

М-да, при моей-то брезгливости немудрено, что я осталась в девках. Ненавижу уличные приставания, даже рангом выше, типа: «Девушка, прогуляться не желаете?», потому что это либо незатейливая шутка, либо хамство. А я, как-никак, натура артистическая, хоть по мне… гм… не очень заметно.

Любка

Да, что-то загостилось в моем внутреннем мире мрачное настроение. И реальность прямо-таки с садистским старанием то и дело подсовывает детальку помрачнее. Вот и сейчас – тщедушное серое тельце на разделительной полосе, то ли кошка, то ли собака…

Гулко стукнулась в голове мысль – единственная и потому, наверное, более чем странная: сколько ж их гибнет, пушистых, мяучащих и лающих, на дорогах – когда от простой водительской нерасторопности, а когда и из-за откровенной жестокости!

И все ж таки плодятся они куда шустрее. К счастью…

Нет, ну просто поражаюсь собственному цинизму! Каких-то пять лет назад слезами горькими умывалась, перечитывая «Белого Бима», не говоря уж про «Муму», это со школьных лет для меня самая жуткая книга, Кинг отдыхает. А десятка полтора лет назад, помнится, неделю страдала, узнав, что милая тетенька Варенька, соседка, которая всегда угощает детишек таким вкусным вареньем (Варень-ка, варень-е…), работает на санэпидстанции Айболитом шиворот-навыворот – по-умному ее должность называется «дератизатор». Одно из первых разочарований… а сколько их еще будет?

Наверное, известная степень жестокости (известная ли?) – потребность жизни. Тогда резонерство – предохранитель, позволяющий сознанию продолжать работать в нормальном режиме. Ну, с резонерством проблем не возникнет, наследственность у меня более чем солидная… Кстати, а где папенька? Ведь обещал же меня на остановке встречать! Я что, сама этот сумарь с картошкой до дома попру?!