Сергей Дроздов - Правдивые байки воинов ПВО

Эта-то известность и сгубила внука. Сначала в «Звезду» пришло какое-то письмо от родственников настоящего Клочкова. Чуть ли не единственная его дочь написала, что никогда не имела сына-ефрейтора. А потом и сам «внук», которого назначили каптёрщиком, позорно проворовался на этой должности.

В общем, больше о «внуке политрука» мы не слышали…

Перед выпуском солист дивизионного ансамбля «Август» Чуня написал песню про «Третий, любимый вагон» гореловской электрички, посвящённую окончанию нашей учёбы:

Гиббон, услышав про «Париж», насторожился и потребовал объяснений. После того, как музыканты убедили его, что «Париж» или «Тихий Лондон» в песне – не столицы стран членов агрессивного блока НАТО, а всего лишь названия женских общежитий в Ленинграде, успокоился и «разрешил» исполнение песни. Но каждый раз перед ней объяснял залу, про какой там «Париж» поётся.

Нашим взводом командовал Жора Черноус. Он имел капитанские погоны, красную цветущую физиономию и рыжеватые волосы. Будучи в двадцать девять лет холостяком, Жора пользовался заслуженной славой грозы всех окрестных «барышень и вдов». На груди у Жоры красовался знак об окончании среднего военного училища: овал, с красным флагом на вершине и буквами «ВУ» в середине, на белом фоне.

О, сколько пищи для армейских острословов дал этот знак! Скромная аббревиатура «Военное Училище», задуманная его неизвестными дизайнерами, расшифровывалась в армии на все лады: «Выпить Умеет», «Велосипедное Училище», «Вроде Учился», «Вечный Узник»… Именовали знак и просто «бычий глаз» за некоторое сходство. Мне больше нравился вариант «Внук Ученого».

Справедливости ради надо сказать, что готовили офицеров в таких училищах очень неплохо.

Так, Жора, несмотря на немалые, по нашему тогдашнему разумению, годы, на всех кроссах, где взводные бегали вместе с курсантами, финишировал всегда в первых рядах. При этом он успевал по ходу забега «подбодрить» отстававших курсантов: кого пинком в задницу, кого «добрым» словом. Это при том, что он курил, как паровоз, был «не дурак выпить» и вообще вел не самый спортивный холостяцкий образ жизни.

Настоящую славу и почтение у нас Жора заслужил, произнеся историческую фразу: «Здоровому – спорт не нужен, а больному – вреден!»

Однако сам он был очень сильным мужиком и недолюбливал тех, кто «хромал» в спортивных дисциплинах. Однажды, глядя, как Рома в муках «исполняет» на перекладине подъем переворотом, Жора изрек: «Романенко, ты же мой земляк. У нас на Дону однорукие калеки через двухметровые заборы с ходу перескакивают, а ты тут через перекладину свои яйца по одному перекатываешь!»

Жора в самом начале нашего обучения поразил нас, прибыв на службу на собственном мотоцикле «Днепр» с коляской, в полной капитанской форме и в красном мотоциклетном шлеме. В зубах его торчала неизменная «беломорина». Что и говорить, вид он имел колоритный…

Через некоторое время Жора прикатил в училище на этом мотоцикле с двумя младшими братьями. Все три братца были похожи, как близнецы: медноволосые, со свекольным румянцем во всю щеку. Оба младших брата были в прапорщицкой форме и чуть меньше Жоры габаритами. Жора же отличался от них капитанскими погонами, значком «Вечный Узник» на груди и «беломориной» в зубах.

Однажды, едучи по территории училища в таком виде, Жора наткнулся на полковника Васильева. Выплюнув «беломорину» Жора браво отдал ему честь приложив руку к красному шлему, тарахтя мимо грозного начальника. Васильев, отдавая честь Жоре, проскрипел: «Капитан Черноус, после развода – ко мне!» История умалчивает о подробностях визита, но после него Жора появлялся в училище на мотоцикле в исключительных случаях, когда сильно опаздывал на службу.

В ленинской комнате висела «планшетка», доставшаяся нам по наследству от наших предшественников старшего выпуска. На ней была большая фотография Жоры и историческая подпись под снимком: «Командир взвода, капитан Черноус Е. Е. постоянно интересуется: «Как дела у коммунистов?»

Жора был запечатлен фотографом с выражением лица, которое лучше всего описывается известной фразой «глядит, как солдат на вошь». В его глазах читалась любовь к водке, женщинам и полная индифферентность к «делам у коммунистов». В общем, глупее подписи подобрать было невозможно.

Свои выступления перед строем Жора неизменно начинал присказкой: «Тааак, не понял…» и дальше шла результирующая часть речи.

В зимнем карауле на 1-м курсе нашу смену подняли для заряжания оружия и следования на посты. Спать отдыхающей смене полагалось в застегнутой шинели, сапогах и ремне с подсумком, где хранились 3 обоймы к карабинам СКС, которыми мы были вооружены.

Было часа 3 ночи, все стояли продрогшие, спросонья. По команде разводящего приступили к заряжанию карабинов, Жора стоял за нашей спиной со своей неизменной папиросой.

Внезапно Ефрейтор Юрьев доложил дрогнувшим голосом: «Товарищ капитан, я патрон потерял…». В те времена это было немалым ЧП.

Жора отреагировал блистательно: «Та-ак, не понял… Яйца ты свои не потерял?! Марш в караулку искать!!!»

Юрьев, с несвойственной ему живостью, метнулся в караулку. Через пару минут он вернулся с радостным воплем: «Нашёл, нашёл, товарищ капитан!!!»

Патрон выкатился из подсумка во время сна, и теперь Юрьев нашёл его в комнате отдыха на полу. Жора вяло обматерил Ефрейтора, и мы отправились на посты нести службу.

Чувство юмора тоже оказалось не чуждо Жоре. Наша училищная газета «Политработник», за скукоту и убожество материалов, курсантами именовалась «Гальюн таймс». Одним из главных обязанностей почтальона Гроссмана было при получении очередного тиража газеты разделить его поровну и отнести в оба батарейных сортира. Там мы ее и использовали по прямому назначению, не читая.