Сергей Семипядный - маленькие и неприметные

Толян провозгласил:

– Сначала только пьём и закусываем. Все деловые вопросы будем решать на сытый желудок.

– Ясно, когда ужрёшься, как свинья, – заметила Верка.

– Я – как свинья? Да я в канаве в последний раз лежал лет пятнадцать назад. Едва ли не единственный раз в жизни.

– А мебель у меня всю обрыгал кто?

Так, продолжая выяснять, кто и сколько раз валялся в придорожной грязи, кто больше диванов перепортил, Толян и Верка пили коньяк, закусывая бужениной, сёмгой, конской колбасой, икрой чёрной и красной. Шура и Анюта были мрачны и неразговорчивы, ели без аппетита.

Захмелев и насытившись, Толян повернулся к Анюте и предложил:

– Анюта, расскажи, поведай нам свою историю. Ты же, Анюта, являешься вдовой моего лучшего друга. Мы же с Юрцом были, как говорится, не разлей вода. Нас с ним связывают многие годы совместной дружбы и даже жизни. Давай, Анюта, не стесняйся. За что эта баба напала на тебя хищницей, как тигра зубастая? А потом я тебе расскажу новость, которая бальзамом ляжет на твою израненную вдовью душу. И ты узнаешь, что я помню и чту своего покойного друга Юрца.

– Всё? – вмешалась Верка. – Ты выступил? Ты дай ей сказать, балабол трепливый!

– Молчи! А ты, Анюта, говори и ничего не бойся.

– Пускай она уйдёт, – раздражённо сказала Анюта, кивнув в сторону Шуры. – Я не хочу при ней говорить.

– Почему? Я же говорю: не бойся. Ты можешь смело рассказывать всё.

Анюта молчала.

– Да она хотела украсть у меня деньги! – вмешалась в разговор Шура. – А ещё подругой моей называлась.

– Анюта, это правда? Ты хотела украсть у подруги деньги? – спросил Толян.

Анюта продолжала молчать, глядя в сторону.

– Но это же… – Толян вытаращил свои поросячьи глазёнки. – Так же поступают только подлые крысы. Это же крысятничеством называется. Чтобы вдова моего друга… Да этого не может быть! Ну-ка, Анюта, опровергни.

– Как она опровергнет, если это правда и есть? – криво усмехнулась Шура.

– Расскажи ты, – предложил Толян.

– Всё очень просто. Я отдала деньги на хранение одной своей знакомой, а она об этом знала. Вот и отправила своего друга – он, как я поняла, и твой друг – обворовать квартиру моей знакомой. Там этот ваш общий друг и сложил голову, став жертвой другого афериста.

– Вот оно что, – протянул озадаченный Толян и почесал в затылке.

Теперь он не знал, кого же из двух женщин надлежит наказывать. Анюта – подруга его покойного друга, вдова, как он её уже привык называть. Вдова того самого друга, с которым он лично собирался заграбастать денежки этой самой Шуры. Однако крысятничество – это омерзительно. За такие вещи надо не только рожу бить, но и кое-что покруче заворачивать. И Толян вопросительно посмотрел на Верку.

– Кончать надо, – кивнула осоловевшая от пьянки Верка. – Лучше всего – самоубийством.

– Кого кончать? – усмехнулся Толян.

– А эту крысу… – С видимым усилием подняв руку, Верка указала на Анюту и прибавила: – Крысу утопить в ванне.

– Она – подруга Юрца, который был…

– Был и сплыл, – перебила Толяна Верка. – А я крыс терпеть не могу. Они моему отцу ухо отгрызли, когда он маленький был.

– Крыс я тоже не люблю, крысы – мерзость, – согласился Толян и задумался.

– Наливай, – подсказала Верка.

– Да, надо выпить, – обрадовался подсказке Толян и потянулся за бутылкой.

Анюте он не налил. Сказал лишь:

– Извини, насчёт тебя вопрос решается.

Судьи выпили и закурили. Шура, которой также было налито, воздержалась. Ей было страшно. Эти люди вполне серьёзно произносили во всеуслышание жуткие вещи. Шура посмотрела на Анюту и убедилась, что опасения её нельзя назвать необоснованными: Анюта была бледная, как полотно. Шура перевела взгляд на Толяна и едва не вскрикнула: на шее этого страшного человека она увидела хорошо знакомый ей кулон.

– Сегодня человек друга – в данном случае – подругу – предал, завтра Родину продаст, – глубокомысленно изрёк Толян и тяжёлым взглядом уставился на Анюту, которая сидела ни жива ни мертва.

– Продаст, – подтвердила Верка. – Вот такие вот сволочи, чистенькие и духами воняющие, и продают все. Ты посмотри на ее квартирку. – Верка сделала рукой широкий жест, уронив на пол свою рюмку и блюдце, превращённое в пепельницу. – Здесь же всё вылизано до тошноты. Меня же сейчас вырвет от всего этого… коньяка твоего, на клопах наготовленного.

– А ты не пей пока, – посоветовал Толян. – Давай сделаем паузу и… – Он повернул голову к Анюте.

– Толя, перестань говорить такие вещи. Ты сам подумай, что ты такое говоришь! – воскликнула, наконец, Анюта.

– Я должен принять решение, – пожал плечами Толян. – А оставлять безнаказанными за такие подлости, сама понимаешь…

Анюта сделала попытку привстать, однако Толян вдруг пробасил:

– Хальт! В смысле, сидеть.

– Я хотела кофе приготовить, – пролепетала Анюта.

– Шура приготовит. Давай, Шура, сваргань нам кофейку. Верка, тебе надо взбодриться. Ты меня понимаешь?

– Я тебя прекрасно понимаю. Я – в норме, – заверила Верка.

Шура вышла. Анюта с тоской посмотрела ей вслед и умоляюще обратилась к Толяну:

– Но ведь ты же был другом моего Юрия, Толя! Зачем ты меня пугаешь? Ты очень напугал меня этими своими разговорами.

– А эта Шура что, она не была твоей подругой?

– Была, но… так вышло… И она ведь эти деньги не заработала, а украла. Я это точно знаю.

Толян округлил глаза:

– А если украла, то – не её? Нет, ты извини, но я не согласен. Она их у подруги у своей украла?

– Нет, но… В общем-то, она тоже не ангел, если украла их у одного человека, который не совсем ей чужим был.

– У кого? – нахмурился Толян.

– Ну, как бы у любовника, – ответила Анюта.

Толян посмотрел на Верку.

– Любовник любовнику – рознь, – поморщилась та. – Бывают такие, что их убить мало. Да и не нравится мне эта стукачка.

– Нравится – не нравится – это одно. По справедливости надо.

Хлопнула входная дверь.

– Что такое? – встрепенулся Толян.

– Сбежала, – первой сообразила Верка.

Аптечка лежала на заднем сиденье. Матерясь и постанывая от боли, Олег дотянулся до неё. В аптечке у него должны быть и кровоостанавливающий порошок «Статин», и атравматическая повязка «Маг», и обыкновенный бинт. Роясь в аптечке, Олег пытался также уследить за быстро удаляющимся грабителем. Нельзя его отпускать, ибо не известно, где этого мерзавца можно будет найти.

– Дядя, окна протереть? – возник слева лысый мальчишка лет двенадцати.

– Окна? Какие окна? Пшёл вон! – разозлился Олег, и вдруг спохватился: – Э-э! Парень! Стой! Я тебе в пять раз больше заплачу. Только проследи за тем мужиком в чёрной рубахе. Чтоб только он не заметил. Дуй! Вот он за угол свернул.