Олег Северюхин - Я вас поглажу мягкой лапой

И говорит седая мудрость,
Проходит ослепленье красоты,
За темной ночью наступает утро,
Проснутся те, чьи помыслы чисты.

Готов ли ты к такому испытанью,
Моя Лейла тобой больна,
Не кончится ли все суровой казнью,
Прелюбодей, она – неверная жена.

Готов ли ты к большому искушенью,
Еда в руках, но есть нельзя,
И наступило ль очищенье
Покажут синие глаза.

Готов за Лейлу я хоть в битву,
Но верой я не поступлюсь,
Христу читаю я молитву,
Такой упорный я урус.

Блестят огнем глаза пуштуна,
Ярка на четках бирюза,
И сильно пальцем бьет по струнам
И плачет бедная кобза.

Я раньше был не чужд порока,
И я шутил, играл с огнем,
Сейчас же дочерью Пророка
Я без сражения пленен.

В тени сидит мой победитель,
На нас боится бросить взгляд,
Ушла бы в женскую обитель,
Не знай, что люди говорят.

К исходу дня на минарете
Запел молитву муэдзин,
Ну, как удержишь все в секрете,
Когда гяур совсем один.

Все ждали молча продолженья,
Старик-пуштун у них в чести,
Он побеждал во всех сраженьях
И вправе жертву принести

Во имя дочери любимой,
Во имя пламенной любви,
И относился он терпимо
Ко мне, пока еще я жив.

В пустынном доме тихой ночью
Закрыты с Лейлой мы одни,
Собаки взвыли вдруг по-волчьи
И вдалеке горят огни.

Я к ней не смею прикоснуться,
Тогда с собой не справлюсь я,
И не придется мне проснуться,
И не придется нам гулять

Под звездным небом Кандагара
В тени фисташковых аллей,
Не буду темным от загара,
А буду розы я алей.

Давай, стихи я почитаю
О дивной родине моей,
У нас сейчас сосульки тают,
У лужи хитрый воробей

Поет веселые частушки,
К себе сзывает воробьих,
Года считают нам кукушки,
Как стопку веточек сухих,

Что сразу в печке прогорают
Почти без запаха и дыма,
И ветер золу разбросает,
Прибив ее дождем косым.

Я пел ей песни до рассвета,
Как был на почте ямщиком,
И снова голос с минарета
Призвал к молитве босиком.

Мы вышли с Лейлой рано утром,
Своей ее закрыл спиной,
Смотрели люди очень хмуро:
Гяур идет с своей женой.

На свадьбе люди веселились,
Любовь не ведает границ,
И наши гости не напились,
В гостях терять не надо лиц.

Мы породнили два народа,
Холодный север, пылкий юг,
Нам подсказала все природа
В стихах пустыни, песнях вьюг.

О том как жили мы подробно
Расскажет пляски нашей стук,
Собою хвастать неудобно
Скажу я вам начистоту.

Вы Лейлу видели сегодня,
Ей и сейчас семнадцать лет,
Она у нас одета модно,
Прадед-пуштун ей дал секрет.

Мне ночь не нравится,
Она без звука несет в себе людей,
Как будто речкою струится
По тонким тропкам заводей.

И яркий свет убрать не может
Для всех налитой черноты
Она и в душах, липнет к коже,
Меняет чувства и черты.

И так мы ждем всегда рассвета,
Стремясь увидеть вновь себя,
И первый встречный с сигаретой
Вдруг улыбнется вам любя.

Свеча сгорела поздно ночью,
Потух светящийся бокал,
Во тьме горели чьи-то очи
И продолжался чудный бал.

Мы полетели в вихре вальса
Туда, к далеким небесам,
Тебя держал за кончик пальца
И прикасался к волосам,

Что развевались в лунном свете
Огромной белою фатой,
И ты кружилась, как в балете,
И я был зритель не простой.

Я предложил полеты к звездам,
Как только будем мы вдвоем,
Наш мир и нами будет создан,
Ему хвалу мы пропоем.

Проснемся мы с тобой под утро,
Несут и кофе нам в постель,
Всегда мы поступаем мудро,
Ложась вдвоем, мадмуазель.

Жила на свете сеньорита,
С губами алыми, как роза,
Ее все звали Маргарита.
Всегда нежнее абрикоса,

На щечках солнца поцелуи,
В глазах играющий чертенок
Под звуки нежной «аллилуйи»,
Но все равно еще ребенок,

Когда в толпе ее увидел.
С дуэньей шла она к обедне,
И шли за нею, словно в свите,
Три дона, лишние на сцене.

И мой клинок, быстрее мысли,
Сверкнул, как молния в грозу,
И величавость сразу смыли
Удары шпаг и боль в глазу:

Кусочек стали в глаз попал.
Я дрался яро, безрассудно,
Но был убит я наповал,
И помню как-то очень смутно,

Что кто-то лоб мой целовал,
Слезами щеки орошая,
Достав из ножен мой кинжал.
Вот Маргарита дорогая

Со мною под руку идет,
У нас в раю любовь большая,
Нам песню славы хор поет,
И нас ласкает ветер мая.

Облетают последние листья
И уходит из женщин тепло,
О тебе мне поет желтый листик
И из глаз что-то вдруг потекло.

Для меня перекрасились дамы
В сорок восемь различных цветов,
Каждый день я их вижу в рекламе,
Не сказал бы, что мне повезло.

Ты весной была черною стервой
И светлеешь тихонько к зиме,
У тебя я всего сорок первый,
Подглядел я в твоем резюме.

Позабыл я вдруг адрес радистки,
Мы же в среду выходим в эфир,
Дождик каплет с утра серебристый
И войну поменял он на мир.

Мне сейчас «два песят» не хватает,
Хлебануть бы стопарик под дождь,
На углу ты меня поджидаешь
И подносишь рукой к горлу нож.

Может, двери сейчас распахнутся,
Встретит зайчик с морковкой в руке,
И зверьки все твои улыбнутся,
И замкнет что-то там в ночнике.

Мы с тобой отстучим телеграмму,
Так и так, не кончается дождь,
Мы со всеми войну прекращаем,
Ты, разведка, уж нас не тревожь.

Устал от жизни беспробудной,
Все те же сцены, тот же сон,
И режиссер ужасно нудный,
И рвет пластинку граммофон.

А ночь нарочно не приходит,
Манит закатом и луной,
И мчатся в море пароходы,
И капитан идет за мной.

А как скучна ночная вахта,
И имя ей – собачий час,
Далекий слышен звон набата
И ходят беды возле нас.

Течет песком немое время,
И пуст бокал младой любви,
А на седле ржавеет стремя
И сахар лести ядовит.

Возможно, я не в этой книге,
Ошибся полкой и был пьян,
Я дома на пиратском бриге,
И прошлое сплошной бурьян.