Яна Розова - Юбилей смерти

Вернувшись домой, я нахожу неприятный сюрприз: свекровь. Она поджидает под дверью, а дождавшись – возмущается: где это я хожу?! И вообще – она не может позволить нам жить самим по себе. Мы не справимся.

За каждой ее фразой скрывается неприязнь, желание укусить, задеть, разозлить. Я поддаюсь на провокацию, и разражается гадостный скандал.

Она уходит, я рыдаю под струями горячей воды в душе.

Приходит Вэл и начинает убеждать меня переехать к маме. Только временно – на несколько месяцев. Для трамплина в новую жизнь. Мама хочет научить молодую жену сына заботиться о нем, что тут плохого? Вэл говорит, что я не умею готовить, а это надо. Притом – у меня вечный бардак в квартире. Да и проще нам будет при маме. Она нас подстрахует, а когда поймет, что мы готовы в свободное плавание – отпустит.

Соглашаюсь с тяжелым сердцем.

Я беременна. Это совсем неожиданно, словно дорогой подарок в будний день. Представляю себе свою дочку. Она будет похожа на мою маму, на меня и на Вэла. А маман Вэла останется с носом.

Свекровь зовет обедать, смотрит на меня, прищурясь. Она получила повышение: мы сидим за столом с Главным Библиотекарем! Мне следует осознать до самых печенок, что я – никто. Удивительно, что книг в руках свекрови я не видела никогда.

За ужином она рассказывает моему мужу, какие немыслимые трудности ей пришлось преодолеть, чтобы добиться нереальных карьерных высот. По ее словам, библиотека все равно что серпентарий. Немыслимые подставы, неслыханные подлости, изощреннейшие интриги. До меня доходит и подсмысл: с такой, как маман Вэла, мне не справиться. Самая ядовитая гадюка, самая хитрая старшая жена…

Но почему я ей не по душе? Что во мне не так? Что плохого я сделала? Мне непонятно, я ищу ответ. Даже пытаюсь поговорить, ведь неприятно жить в состоянии напряжения. Пытаюсь наладить отношения – нам с Вэлом все еще хорошо. Как я сказала? «Все еще»?..

Селена родилась с темными волосами и синими глазами, которые светлеют в первую неделю жизни. Из-за этих лунных светлых глаз я и подарила ей странное имя. Она именно такая, как я и мечтала – идеальное маленькое существо, кукла-младенец. Она даже кричит красиво.

Маман Вэла сразу же вцепляется в Селену своими лапами. Я отбираю дочь. Не отдам, пусть не мечтает. Хочу теперь жить у себя, но Вэл снова уговаривает меня остаться: маман обожает внучку, она будет помогать, она постарается стать ласковее и к тебе, Женя. Уступаю. Но не потому, что поверила в ее ласковость, а просто из-за физической слабости после родов.

Помощь матери Вэла заключается в получасовой прогулке с Селеной по пыльной улице под нашими окнами. Свежего воздуха там – ни на вдох. Объясняю: ребенку вредно гулять на задымленном выхлопами тротуаре. Свекровь объявляет, что я неблагодарная. Затевается скандал, который усиливается к вечеру. Я собираю свое барахло, чтобы уйти к себе. Жду Вэла. Одной мне и вещи, и Селену не перенести.

Вэла нет. Он часто задерживается в последнее время! Вчера свекровь спросила – где Валентин? Я ответила, что на работе. Она сказала мерзейшим тоном, изображая умудренную жизнью: «На свете много красивых женщин, Женя!». Конечно, я ринулась в бой, доказывая, что Вэл не такой, что у нас с ним настоящие чувства. Чем больше я говорила, тем менее убедительно звучали мои слова. Она это видела, я это видела.

Вэла нет.

Скандалы со свекровью сотрясают стены нашего жилища каждый день. Кажется, что мы обе – на ринге, кружим друг против друга, сцепившись взглядами. Любая провокация, любой повод срабатывает, ведет к новой стычке.

Мне надо уйти, но сначала – объясниться с Вэлом. Хочу понять, что происходит, почему? Я люблю его, я терплю его маман, а он приходит, чуть ли не к утру. И лжет. Это не требует доказательств. Ложь так же очевидна, как болезнь.

Весна. Распустились листья каштанов. Теплый воздух пахнет зеленью, свежестью, жизнью. Я иду с Селеной на руках. Зомби, а не человек. Все кончилось, все прошло. Нет никакого желания начинать все заново. Я просто не хочу больше. Не хочу дальше.

Правда всплыла сама собой: Вэл признался. Больше слов сказали его глаза – он не испытывает ни малейших признаков вины. Это убивает.

Я взяла дочь на руки и пошла «гулять».

Мысли о Селене скорее пугают, чем вдохновляют. У нее есть отец, есть бабушка. Селена без меня не погибнет. Скорее, она со мной погибнет, потому, что я уничтожена изнутри и насквозь. Будто прогорело что-то в груди, а теперь только дотлевает.

Вижу дом, в который недавно перебралась Машка. Иду к Машке.

Моя подруга теперь бизнесмен, у нее собственная школа танцев. Машка звонила перед тем, как решиться на этот эксперимент, хотела посоветоваться – пойдет ее дело или не пойдет – что я думаю. Я мало смыслю в бизнесе, но сразу поняла, как она хочет эту свою школу танцев – до колик! Поэтому сказала: пойдет обязательно.

Оказалось (ко всеобщему удивлению), что школа танцев в Гродине всем страшно нужна. Жирнеющие от безделья жены новых русских, торговки разных разливов – от рыночного до бутичного, а также студентки и просто одинокие или скучающие тетки заполняли пока единственный класс школы с утра и до вечера. Машка с ног валилась, пытаясь научить танцевать всех и каждую. Хотела нанять преподавателей себе в помощь, а их нет. Те, что нашлись, оказались либо хамами, либо воришками, а иногда и все сразу. Машаня теперь – заложница собственного дела.

Зато у нее собственная новая квартира.

Машка рада меня видеть. По ее взгляду замечаю, что она ужасается тому, как я изменилась: растолстела, волосы отросли и прическа потеряла форму, глаза красные, рожа опухшая. Не хочу жаловаться, прошу чаю.

Маша немного растеряна, но держится ровно. Выходит из комнаты, чтобы принести чашки. Замечаю, что с десятого этажа открывается прекрасный вид: так много неба в одном окне я еще не видела.

Кладу Селену на диван, подхожу к окну, распахиваю ставни. Мне хочется видеть больше, заглянуть глубже в синеву. Сажусь на подоконник, перевесив ноги наружу. Чувствую внутри себя приступ боли. Закрыв глаза, машинально скорчившись, наклоняюсь вперед и срываюсь вниз. Земля встречает мое тело неожиданно скоро, менее чем через секунду. Боль в ноге, спине, голове.

«Скорая», люди. Мне все равно.

Машка стоит рядом с моей каталкой. Она, как и все, думает, что я хотела покончить с собой. Я и сама теперь так думаю. Маша плачет, ругается, говорит: дура, мой дом построен ступеньками, и ты спрыгнула всего на один этаж вниз, а не на десять!..

После кофе он предложил прогуляться – проводить Еву домой. Она согласилась, и новоявленная пара – высокая женщина, на которую оборачиваются мужчины, и мрачноватый человек в темном костюме – вышли на улицу.