Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том восьмой. Прощеное воскресенье

– Хитрый ход, – усмехнулся Павел. – Ну и где сейчас этот де Голль?

– К сожалению, в отставке, но я думаю, он еще вернется к власти. А мы с тобой сейчас поедем по провинциям, где Франция маршала Петена и в войну оставалась формально независимой от Германии.

– Странно, – сказал Павел, – я об этом не думал. Наверное, ты права… Ладно, поехали, купим черные ботинки.

– Из мягкой кожи. С мягкими задниками. У итальянцев прекрасная обувь.

– Обязательно с мягкими задниками! – засмеялся Павел и поцеловал Марию в висок.

– Тогда с Богом! – Мария переключила скорость, и они поехали чуть быстрее, рассчитывая, что через неделю неспешного путешествия прибудут в Марсель, а там она посадит его на океанский лайнер, помашет платочком на дорогу, и поплывет он по волнам, по морям в далекую Америку к своим внукам и стиральным машинам.

В итальянском обувном магазине терпко пахло хорошо выделанной кожей, Марию радовал этот запах. Ботинки очень понравились Павлу.

– Надел – и сразу как дома! – сказал он с удивлением. – И задники мягкие. Спасибо.

Он хотел расплатиться, но Мария первой сунула продавцу деньги, а повернувшись к Павлу, сказала по-русски:

– Разреши, это будет мой подарок. Носи на здоровье!

Запаковывая в коробку американские ботинки Павла, пожилой продавец торжественно поднял над головой указательный палец и с акцентом произнес по-французски:

– У вашей жены прекрасный вкус. Эти ботинки сшил сам сеньор Франческо! – Кто такой Франческо, продавец не пояснил, видимо, с его точки зрения, любой в подлунном мире должен был знать сапожника Франческо.

При слове «жена» сердце Марии предательски дрогнуло. «Твоими бы устами да мед пить!» – с благодарностью подумала она о худеньком, седеньком итальянце с блестящими черными глазами.

Через Итальянские ворота (Ported’Italie) они выехали из Парижа. Дорога была хорошо знакома Марии еще с тех незапамятных времен, когда она гоняла в отстойники Марселя автомобили завода «Рено». Конечно, пирамидальные тополя слева по ходу машины сильно вытянулись, а в остальном дорога мало чем изменилась. Асфальтовое покрытие пестрило мелкими трещинками, но ни ям, ни выбоин на трассе не встречалось, и это позволяло гнать с ветерком.

– Ты любишь скорость? – спросил Павел.

– Обожаю!

Некоторое время ехали молча.

– А у меня скоро правнуки будут. Одной внучке семнадцать, другой восемнадцать, обе успели замуж выскочить и вот-вот родят. А то бы я мог задержаться.

– Ты что, дедуля! – принужденно улыбнулась Мария. – Зачем тебе задерживаться? До парохода еще целая неделя. Доедем в срок, не сомневайся.

– В тебе я не сомневаюсь. Я сомневаюсь в себе.

– Это еще почему? – заметно прибавляя скорость, лукаво спросила Мария.

– Тебе, Маруся, сказать честно?

– По мере возможности.

– Тогда не скажу, сама догадайся.

– Имеешь в виду, что я тебе надоела?

– Не то слово. Осточертела хуже горькой редьки. Поэтому смотрю на дорогу и думаю: хорошо бы мне ехать с тобою вечно.

– Это признание в любви?

– Может быть. Не помню, как это делается.

– Я напомню. – Мария плавно сбросила скорость, приостановила машину, и они стали целоваться, как юные.

Часа через два вдали показался какой-то городок.

– Город Труа, провинция Шампань, – сказала Мария, знавшая эту дорогу, как свои пять пальцев. – Здесь отлично готовят ягненка на вертеле.

– Неужели мы способны его съесть, Маруся?

– Запросто! – отвечала Мария. – Я голодная – жуть!

– Ну что ж, я поддержу тебя, – улыбнулся Павел. – Разврат должен быть полноценным! Кстати, этот Труа не тот ли самый Труа, где разбили Аттилу?

– Тот. Здесь каждая собака об этом знает. Где-то поблизости в Каталаунских полях гунны потерпели первое поражение в Европе. Остановиться?

Павел утвердительно кивнул.

Они вышли из машины присмотреться к полям, на которых забуксовал Аттила. Поля были как поля, ничего примечательного, пожухшие поля первоначальной осени, теряющиеся из виду за легкой дымкой у горизонта.

– И ты можешь вообразить, что вот здесь десятки тысяч людей, обезумевших от страха, ненависти и боли, убивали друг друга в рукопашной? – спросил Павел.

– Честно? Не могу, – отвечала Мария. – В беспамятстве жизни наше счастье.

– А ты у меня мыслитель! – благожелательно усмехнулся Павел. – Увы, все так. – Он привлек Марию к себе, и они замерли в объятьях среди Каталаунских полей в виду старинного городка Труа, что в ста шестидесяти километрах к югу от Парижа по дороге в Марсель.

– Жарко сегодня!

– Знатный будет урожай, если пожелает Аллах.

– Да пребудет с нами Аллах! (тунисский диалект арабского) .

Крестьяне.

Всего лишь разница временных поясов, а не «прихоть русских» определила то, почему в Европе, а за ней и во всем остальном мире победу над Германией празднуют 8-го, а в России 9 мая. Разнообразные пассажи о русской прихоти и по сей день мелькают в трудах западных военных историков, мелькают с единственной целью – по возможности принизить роль СССР в победе над Германией. Например, в «Энциклопедии войн XX века» современный английский историк Чарльз Мессенджер пишет, что на самом деле капитуляция Германии состоялась 7 мая во французском городе Реймсе и подписали акт американский генерал Смит и немецкий генерал Йодль «в присутствии русских и французских офицеров как свидетелей».

А дальше тот же историк пишет: «Западные союзники хотели официально объявить об окончании войны в Европе, однако русские настояли на проведении еще одной церемонии капитуляции, которая состоялась в Берлине 8 мая». Обратите внимание – «еще одной», то есть дублирующей предыдущую, подлинную…

Акт о безоговорочной капитуляции Германии в Карлхорсте подписали: со стороны СССР – маршал Жуков, со стороны Германии – фельдмаршал Кейтель, со стороны Великобритании – главный маршал авиации Теддер, со стороны США – командующий стратегическими воздушными силами генерал Спаатс, со стороны Франции – главнокомандующий французской армией генерал де Латтр де Тассиньи. Кстати сказать, увидев на подписании последнего, изумленный Вильгельм Кейтель воскликнул: «Так что, мы и французам проиграли эту войну?!»

С 1943 года немцы удерживали Петена в замке Зигмарингем. Он содержался под стражей, но с почестями, наподобие Наполеона на острове Святой Елены.

В заточении у своих сограждан на острове Ие прошли последние годы жизни Анри Филиппа Петена. Он содержался не только без почестей, но и без снисхождения к возрасту и былым заслугам. Один раз в сутки маршалу полагалась получасовая прогулка по тюремному двору, и, когда он попросил, чтобы его прогуливали в той части двора, откуда виден краешек моря, ему было отказано даже в этой малости.