Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том десятый. Адам – первый человек. Первая книга рассказов. Рассказы. Статьи

Адам аккуратно подкладывал закуски и салаты на тарелку даме. По всему его просветленному облику и молодо блестящим синим глазам, особенно красивым при свечах, по тому, как наливал он Нюсе не по полной, а по чуть-чуть, щадяще, по тому, как иногда он как бы нечаянно нежно прикасался своей рукой к ее руке, мне стало сразу понятно, что в чем-чем, а в ухаживаниях за молоденькими женщинами дед Степан не соперник деду Адаму.

Абрикосовая ракия пилась легко и источала аромат осеннего фруктового сада. Кадарка тоже нравилась Нюсе. Хмель быстро брал свое, движения всех сидевших в застолье стали подчеркнуто плавными, щеки разрумянились, глаза горели.

После того как разлили спиртное в третий раз, Адам прикрыл свой бокал ладонью и сказал:

– Я только три. Больше не пью.

– Ну и славно, – засмеялся Степан, – остальное мне достанется.

– Хорошо греки готовят, вкусно, – сказала Анна.

– Я с мальства ихнюю еду знаю. Что вкусно, то вкусно, – поддержал ее Степан, – у себя в Таганроге я начинал с мальчиков на побегушках у грека Демантиди.

– Да ты что?! – воскликнул Адам. – И моя жена Маня работала у него старшей гувернанткой, только в ростовском доме, на Садовой.

– Точно, у него было два больших дома: один в Таганроге, а другой в Ростове, поближе к губернскому начальству, – сказал Степан. – Старшей гувернанткой?

– Старшей.

– Так не Мария ли Федоровна?

– Она.

– Красивая женщина, – сказал Степан и, бросив взгляд на мгновенно увядшую Анну, добавил: – Ты, Нюся, не тушуйся. Что красавица Мария Федоровна, то и спору не может быть, а и ты у нас хороша, да еще совсем молоденькая!

– Мир тесен, – смущенно сказала Анна.

– Куда тесней, – усмехнулся Степан. – Сейчас нас, русских, так разбросало по белу свету, что везде можно своих встретить. А че, ребята, домой хочется? – вдруг спросил он, обведя Адама и Анну цепким взглядом карих монголовидных глаз. При этом его большое чистое лицо раскраснелось, и он машинально взъерошил на голове огромной ладонью коротко стриженные волосы. Нужно сказать, что этот жест с взъерошиванием волос был характерен для Степана с детства, или, как он говорил, «с мальства». – Так че, ребята, домой охота?

– Я как раз собирался тебя спросить, – ответил Адам, – может, составишь компанию?

– По рукам, – протянул свою ладонь Степан. Адам подал свою, и, когда они пожимали друг другу руки, Адамовой ладони и видно не было, такая она оказалась небольшая по сравнению с широченной ладонью Степана. – Это дело надо обмыть в добрый путь, – сказал Адам, как бы утверждая свое единение с ней. – Дольем?

– Дольем, – чуть слышно отвечала Анна.

И тогда Адам налил себе ракии в четвертый раз и пополнил рубиновой кадаркой бокал Анны.

– А меня бросите? – растерянно спросила Анна. Даже при свете трех огарков было хорошо видно, каким бледным, прямо-таки белым стало ее лицо.

– Нет, – сказал Адам, – если ты доверяешь, тебя я возьму с собой.

– Доверяю, – едва слышно проговорила Анна, и на глаза ее навернулись слезы.

– Тогда поехали! – радостно засмеялся Степан. – Как говорил Пушкин: Содвинем бокалы!

Все трое выпили до дна, лихо.

– Под плов «Александр Македонский» пьем, – заметил Степан, – Александр Филиппович до самой Индии дотопал, а нам-то пройти совсем чуть-чуть, тысячи полторы верст, это на ихние европейские километры немного больше двух тысяч. К осени дома будем, говорят, у нас жизнь налаживается. Золотые червонцы выпускают.

– Дай бог, – проникновенно сказала Анна.

– Я в этой Кавале застрял случайно, – сказал Степан, – а тем более на сборе апельсинов. Считай, шесть лет прожил в Салониках, дожидаясь сыночка моего посаженного Демантиди. Ну, это длинная история, по дороге домой как-нибудь расскажу. А в Кавалу я прибыл закупить кораблик табаку, отогнать его в Варну, там сбыть и налегке, но с деньгами отплыть в Одессу – такой был план, но…

– А если сразу гнать табак из Кавалы в Одессу? – прерывая Степана, с неожиданным интересом спросил Адам.

– Опасно. Наши могут не отдать деньги.

– Но у тебя ведь есть знакомые греки, которые гоняли?

– Есть. Они и говорят. Я сам почти грек, – у меня вид на постоянное жительство.

– Слушай, а давай я с твоими греками переговорю еще раз, как бы от себя. Как будто я хочу гнать сам, один? В Одессе можно получить две цены?

– Можно-то можно… и не две, а даже три.

– Тогда давай, давай, – возбужденно сказал Адам. – Я продам автомобиль, продам прицеп.

– А что, они твои? – удивился Степан.

– Мои.

– Я думал грека-хозяина.

– Мои. Он мечтает у меня купить. Через неделю сезон закончится, и он купит.

– Да, сезон первого сбора закончится через неделю, – подтвердил Степан. – А грек не зажилит деньги?

– Нет, – уверенно сказал Адам, – тогда мой приятель его попросит.

– Из местных?

– Ага, – усмехнулся Адам, – парабелюм, – и при этом его синие глаза на мгновение так прицельно сузились, что опытному Степану сразу стало понятно: Адам из тех, кто способен на скорые решения.

– Ишь ты, – засмеялся Степан, – какой ты у нас воинственный!

Оранжевый круг полной луны поднялся высоко в чистом небе и ярко освещал окрестности: тусклые огоньки городских домов, сбегающих с невысоких гор к порту, и сам порт, и море, светящееся под луной, и лунную дорожку от гавани чуть ли не до самого горизонта. В полной тишине было слышно, как где-то в верхних кварталах Кавалы плачет малый ребенок.

– Александр Филиппович здесь бывал, может, как раз на месте этой таверны, где сидим, – прервал долгую паузу Степан, – бывал он, а теперь мы – вот что удивительно!

– Знакомый? – спросила Анна.

– Чтоб с ним познакомиться, я опоздал родиться, – засмеялся Степан, – ну, а по существу, родственник, если учесть, что в четырнадцатом поколении все люди – братья.

– А почему в четырнадцатом? – спросила Анна.

– Не знаю, так говорил старик Демантиди. Александром Филипповичем я называю Александра Македонского. Папаша у него был Филипп – царь македонский.

Адам молчал, потому что ни про Александра Македонского, ни про его отца Филиппа, ни про Пушкина, ни про древний город Кавалу сказать ему было нечего.

Я знал, что Степан, хотя и окончил всего лишь церковно-приходскую школу, был человеком весьма образованным и начитанным. Он был из тех, кого принято называть самородками, кто способен получить образование и без университетов – самоучкой.

А что касается Адама, то он, хотя и окончил каким-то чудом реальное училище в Ростове, а потом очень редкие в конце XIX – начале XX века Высшие двухгодичные курсы автомобильных механиков, был далек от образованности в ее широком смысле. Книг он не читал, предпочитал им живое действие окружающей жизни, которую он всегда чувствовал очень остро и в которой всегда был готов на риск, иногда просто ради самого риска. По существу, он был фаталист до мозга костей из тех счастливчиков, что не боятся вызвать огонь на себя и при этом выходят из переделок без единой царапины.