Николай Беспалов - Женские истории пером павлина (сборник)

– Милые дамы, может быть, мы все-таки войдем в дом? Переоденемся, умоемся с дороги, а уж потом обсудим этот вопрос, – Федор начал втаскивать наш багаж.

За пятнадцать дней, что мы с Федором отсутствовали, в квартире произошли кое-какие изменения. На кухне у балконной двери я увидела кровать-раскладушку и в углу – свернутые в рулон постельные принадлежности.

– У нас гость? – естественная реакция.

– Нет, мама. У нас гостей не предвидится, – тон, с которым это было сказано, не оставлял сомнений – тут за время нашего отсутствия произошло нечто.

– А где Алексей?

– Не торопи события. Скоро ты будешь иметь удовольствие лицезреть доморощенного Отелло.

Все стало на свои места. Естественный ход жизни. Муж старше жены. Он весь в хлопотах и заботах. Она целыми днями одна. И тут на тебе. Беременна. От кого? Я же всю дорогу на работе. На секс сил не хватает. А то, что было, так это не в счет.

Синдром ревнивца. Дорсальный эффект. Он практически неизлечим. Ты хоть пояс верности надень. Все едино. Будут тебя преследовать вспышки ревности. Недаром сексопатологи утверждают, что максимальная разница в возрасте в сторону мужчины не должна превышать десять лет. А тут все двадцать.

Маленькая Тамара развеяла обстановку. Мы наконец-то распаковались, умылись и переоделись. Маша накрыла на стол на кухне. И мы сели. Тут-то наша малышка и выдала:

– Баба дура.

Мы с Федором смеемся, а дочь сердится.

– Мама, я ее не учила, – дочь даже покраснела.

– А на дворе ты следишь за своей речью? – я-то знаю свою дочь.

– Ах, вот оно что! Там, знаешь, такая попалась противная баба. Вот черт!

– Не удивлюсь, если через пять минут твоя дочь пошлет тебя к черту.

– Как назовем малышку? – развеял «тучи» Федор.

– Если девочка, то Федорой, – моя дочь язва еще та, – если, мальчик Томом. Как у Марка Твена. Том Сойер.

– Ты, что, у врача не была?

– Нет, мама я и так знаю. Успеется.

– Я поражаюсь, – не удержался Федор. – В какое время мы живем? И, кажется, не на выселках. Как же не посетить врача?

Может быть, наша дискуссия продолжалась бы дальше, но хлопнула входная дверь и маленькая Тамара запиликала. Чувствует дитя кровь родную. Природа!

– Боже мой! Кто приехал! – не надо быть матушкой Вангой, чтобы узреть самим состояние Алексея. Дунь он сейчас в трубочку инспектора ДПС, наверняка там засветится радуга.

– Дочка, пошли спать, – Маша подхватила девочку и быстро вышла из кухни.

Мое седьмое чувство подсказывало – в семье такой раскол, от которого не спасет ничто и никто. Дар провидения мне говорил, что скоро дочь прогонит Алексея и избавится от плода.

Что же, это закономерно. Перенасыщенность чувств, перегруженность заботами и переполненность совместным проживанием. Все «пере-». Такое долго продолжаться не могло.

Алексей и глазом не повел. Ушла и ушла. Он был замкнут в оболочку страданий. Даже наше с Федором присутствие не вывело его из этого состояния. Не переодевшись и не умыв руки, он деловито распаковал пакет. Крупными ломтями нарезал холодного копчения скумбрию, налил полную чашку водки, даже не ополоснув ее от остатков кофе.

Мы молчим. Наблюдаем. Первым не стерпел Федор.

– Послушайте, товарищ подполковник, а не думаете ли вы, что подобное ваше поведение может быть не просто неприятно для окружающих, но и оскорбительно.

– Это как посмотреть, товарищ сержант, – я узнала, в каком звании мой муж. – Если с точки зрения вашей падчерицы, то вполне прилично. Какие там нормы! Живи, как Бог на душу положит.

Тут и я не выдержала.

– Послушайте, Алексей, не смейте говорить о моей дочери в таком тоне, – у меня перехватило дыхание. – Вы с чем сюда пришли? Вы здесь, пока того хочет она. Ваша жена и моя дочь.

– Брек! – вернулась Маша. – Разойдись по углам! Начнем новый раунд, после того как я объявлю о своем решении.

Маша взяла из рук Алексея бутылку, разлила водку по стопкам. Оглядела нас и произнесла одну фразу: «Никакого ребенка в моем чреве нет. Это был тест. Вот такая проверочка».

Выпила залпом. Выдохнула громко и продолжила:

– Вы, Алексей Иванович, – крупный ученый, но мелкий человек. Занимайтесь своей историей, а нас с Тамарой оставьте. На алименты я на вас в суд подавать не буду. Сколько сможете выделять на дочь, столько и приму. Даю вам сутки на сборы.

Вызрело. Я смотрела на Марию и с все большей уверенностью думала о том, что не тот, кто меня воспитал, был моим генным отцом. Вспомнился давний сон. Вспомнились слова санитарки в больнице, куда привезли отца: «Ей-то что. Не родный отец-то». И имя врезалось – Федор. Какая-то чертовщина!

Откуда у Марии эта твердость? Откуда такая уверенность в своих поступках? Я вся изойдусь, но так никогда не скажу.

– Ты права, Маша, – Алексей как будто очнулся. – Мы давно перестали быть истинными супругами. Я уеду утром.

Заканчивали мы втроем нашу трапезу уже в гостиной. Тамарочка уснула. Уснул и пьяный Алексей. Он долго ворочался на раскладушке. Кряхтел, что-то бормотал и скоро замолк.

Мы перекидывались легкими фразами, пили очень хорошее молдавское вино. Я мимоходом делала карандашные наброски. Нечто подобное шаржам. В гостиной пришло спокойствие.

В город же пришел антициклон. Небо прояснилось. Выполз лунный серп. Его злой изгиб навевал тревогу. Где-то на берегу залива разожгли костер, и с высоты виден его мечущийся на ветру огонь. Я представила, как бы я это изобразила на бумаге или холсте. Дочь уловила мои мысли.

– Ты собираешься пробивать выставку? Под лежачий камень…

– Я даже не представляю, с какого боку подступиться. У меня в этой среде никого. Мой круг – это медсестры да врачи.

– А ты пораскинь мозгами. Сколько через твои руки человеков прошло! Может быть, и художники были.

– Маша права. Я тоже поспрашиваю. У меня в колледже учатся «дети разных народов».

– Дорогие мои старики, пошли бы прогуляться. Я – на привязи, а вам-то что.

– Федор, возьми Машу, а я посижу с малой.

– Все. Прения окончены, – вот она, моя Маша. – Дочь укладываем в ранец и все идем на залив. Там, видите, костер. Присоседимся. Изжарим чего-нибудь на углях.

Чудное это приспособление. Люлька для младенца, которую женщина напяливает себе на плечи и несет впереди. Кенгуру какая-то.

Поразительно. Тамарка не проснулась. Она лишь дернула бровками. Не так повел себя Алексей. Он вскинулся на своем «прокрустовом ложе» с криком: «Уже?! Пора?!»

Что почудилось подполковнику в запасе? Не стали мы отвечать ему и ушли, оставив мужчину лежащим на раскладушке. Ноги его свешивались с нее. В сумраке кухни светились пятки жертвы Прокруста.

Слабый западный ветер нагонял пологую редкую рябь на берег. На горизонте плыли темные перисто-кучевые облака. Казалось, что это плывут корабли аргонавтов. Но где они тут найдут золотое руно? В заливе перевелась традиционная рыба. Куда уж до баранов.