Николай Беспалов - Женские истории пером павлина (сборник)

– Приемная товарища Инина, – ответил мне голос девочки с косичками (так я представила свою собеседницу).

– Отец просил меня сегодня позвонить, – я не врубилась, что мой папа уже начальник и у него секретарь.

– Тамара, я узнала тебя. Это Наташа. Папа сейчас проводит совещание. Скажи, куда тебе позвонить, я соединю сразу.

А что же за смена такая, о которой она говорила девятого? Я вспомнила, что десятое было выходным днем. Как говорил один киногерой, неувязочка.

Необходимое пояснение.

Наталья Петровна Сорокина работала секретарем-машинисткой. А на «смену» она торопилась к матери в больницу. Мать второй месяц лежала, не вставая, после инсульта. Вот Наташа и ездила туда сменить тетку, сестру матери. Наталье двадцать восемь лет. Она была замужем. Развелась. Детей у нее нет. Она имеет высшее образование, но так сложилось, что работает вот уже три года секретарем у начальника отдела предпроектных работ…

– Наташа, вы? – я проглотила язык.

– Я, это я, Тамара. Так куда позвонить?

Сидеть дома и ждать звонка не входило в мои планы.

– Я сама перезвоню. Когда лучше?

– Я доложу Вениамину Николаевичу, что ты звонила. Перезвони минут через сорок.

Сорок минут я ходила по городу и в голове моей вертелось одно. Наташа – секретарь у отца, а он сам – начальник. И ничего, ничегошеньки мне не сказал. Привел в дом к ней и ничего не сказал. Обида ребенка накатывала на меня. Но тут же сменилась тревогой. Отчего мой отец был так расстроен?

– Тамара, завтра мы с тобой должны быть в районном отделе учета, – сказал отец, когда я до него дозвонилась. – Обмен будем оформлять.

Что же. Надо так надо…

Серьезная и толстая тетка долго изучала наши документы. Потом куда-то с ними ушла. Мы все – а это папа, мать, брат, невестка и даже ребенок Анна – сидели, как куры на насесте в грязном коридоре на длинной скамье. Ждали. Через два часа мытарств получили бумагу о том, что наш вопрос будет рассмотрен на ближайшем заседании какой-то комиссии.

В понедельник комиссия утвердила наш обмен. Окончилась эра склок и скандалов. Закончилось время каждодневных выяснений, кто у кого чего спер. Образно выражаясь, закончился период перманентных «шестидневных войн». Мы разъезжаемся в две двухкомнатные квартиры. С доплатой. Вопрос о том, кто будет давать деньги на этот вариант, решался долго и бурно. Но решили все же. По этому поводу даже распили бутылку водки «на мировую».

Переездом в новую квартиру занялся отец. Я только отобрала некоторые вещицы и книги, которые я намерена сохранить на моей части жилплощади в этой двухкомнатной квартире. Нам досталась квартира совсем рядом. Дом после капитального ремонта на углу проспекта Майорова и набережной канала Грибоедова. Окна одной комнаты выходят на канал, а кухни и второй комнаты – во двор.

Мне выделили метры в той, что на канал. Я тут же повесила на окно шторы. Устроила нечто похожее на спальное место и разложила книги.

Так совершился обмен жилой площади по классической схеме.

– Я через неделю уезжаю на работу, – объявил мне муж после исполнения супружеских обязанностей.

– Я смогу поехать с тобой только до начала занятий в институте.

Мужчина – это существо с непредсказуемой реакцией. Андрей, позабыв, что ВГ уже не спит и может, а вернее, определено подслушивает, набросился вдруг на меня, аки лев.

– Устал, бедненький? Отдохни. Я схожу, кофе заварю.

ВГ тут как тут:

– Вы должны понимать, Тамара, что муж, его благополучие, его моральное состояние для вас должны быть выше всех ваших меркантильных интересов. Вспомните жен декабристов.

– Боже ж мой! Мой муж посягнул на устои государства, и его ссылают в Сибирь.

– Не надо богохульствовать. Вы негодная жена.

– Вот тут вы неправы, любезная зиц-свекровь, Андрей иного мнения, и вы могли в этом убедиться минутой раньше. Не так ли? Вон как ухо-то раскраснелось.

Выскочила из кухни быстрее ракеты, быстрее, чем пробка из шампанского.

Мы уехали в это Конаково, вернее, вначале в город имени всесоюзного старосты, в понедельник. ВГ долго и нудно выговаривала Андрею, что отправляться в путь в понедельник к несчастью.

Поезд отошел от перрона минута в минуту по расписанию. ВГ долго бежала за вагоном и неистово махала мокрым от слез платком. Она успела поцеловать Андрея взасос и сунуть ему в карман какой-то сверток. Придет время, и я узнаю, что было в том свертке.

В Завидово (это последняя станция до Калинина) поезд прибыл в пять тридцать. Основная масса пассажиров продолжала спать, когда наша четверка вышла на мокрую от прошедшего ночью дождя платформу.

Мы с Андреем поплелись к автобусной станции. Нам еще ехать и ехать до Конаково. Прошедший все те дороги войны, о которых пели женщины во дворе у папиной Наташи, автобус, скрепя и потрескивая, источая бензиновый чад, повез нас в неведомую мне деревню Конаково. Пыль покрыла мои волосы и налипла на все открытые места моего тела. Больше часа продолжалась эта пытка. Но вот что-то в недрах железного мастодонта омерзительно заскрипело, из-под пола повалил чадный дым и мы, дернувшись, встали. Посреди поля. Пятнами оно рыжело, а в основном зеленело. Шофер приказал пассажирам покинуть салон. Именно так он и выразился:

– Валите отседова моментом к…

Поле оказалось засеяно горохом с еще каким-то растением, которое, как я потом узнала, называлось женским именем Вика. Пассажиры автобуса разбрелись по полю. Кто присел, не таясь в горохе с викою, кто стал жадно поглощать горох. Мы с Андреем отошли далеко в поле и устроили мини-пикник. Водка не успела согреться, и закуска не расквасилась.

Примерно через час шофер объявил, что его колымага готова продолжить пытку.

Наш «Ноев ковчег» въехал в селение, когда самые неугомонные петухи заснули и жители его начали просмотр первых снов.

– Ну, и куда мы теперь денемся? – мы стоим на пылью покрытой площадке. Пассажиры разбрелись. Все они были аборигенами. Автобус, обдав нас на прощание гарью и пылью, укатил вниз по улице и скоро скрылся за бугром.

– Пойдем, попросимся к кому-нибудь на ночлег.

В первой же избе нас встретили такой отборной бранью, что все выражения шофера автобуса показались детским лепетом. Пройдя еще с полкилометра, мы, сбросив нашу поклажу на обочину, рухнули следом за ней.

– Отдохнем и продолжим, – успокоил меня Андрей. Видно было, что он сник. Хмель выветрился, и кураж испарился.

Наверное, мы слегка прикорнули, потому что окрик мужчины заставил нас вздрогнуть.

– А ну брысь отсюда, цыгане! Вот я вам сейчас! – высокий кряжистый мужик в длиннополом то ли пиджаке, то ли полупальто высоко поднял корягу.

– Дурак ты, Осип. Напился до чертей. Какие это цыгане? Городские они. Совсем зенки залил зельем окаянным, – за громадой местного стража порядка мы разглядели тонкую, даже изящную женщину.