Станис Фаб - История об офортах

– Мы справимся, – уточнил Кокорев.

– Отлично, эту тему закрыли. Родственные отношения откладываем до окончания процесса. Я полагаю, он состоится. Надежды на то, что Спицын отзовет свое исковое почти нет. Если уж он после известия о дочери никак не проявился! Минутные порывы грусти и воспоминаний Спицына, видимо, оказались слабее яростного желания отомстить, доказать свое превосходство. И тут еще надо покопаться и додумать, что сильнее гложет нашего мастера: реальная возможность получить большие деньги, отстоять свои принципы, какими бы они ни были, или усталость и раздражение, накопленные за последние годы.

С Майковым, положим, все ясно – мошенник и это дело для него всего лишь очередной заработок. Так что здесь будем играть без сантиментов и жалости. Собственно, в этом и будет заключаться наша тактика. Клиент Майкова и по возможности общественность должны знать и каждый день судебного процесса получать все новые и новые подробности реальной личности адвоката. Вполне возможно, именно это в конце концов заставит Спицына изменить условия иска или вовсе отказаться от процесса.

– У нас тоже есть что сказать?

– Вас, Вигдор Борисович, прошу понять: любые эмоции, правильные рассуждения, призывы к совести, памяти, дружбе и прочим светлым сторонам человеческой сущности в данном конкретном случае не работают. Вы столкнетесь с законом, гражданским кодексом, юридической практикой и логикой, которые не могут довольствоваться эмоциями. Судья будет следовать каждой букве и предложению закона.

– Мы что, уже проиграли процесс?

– Савелий, разумеется, нет, у нас есть свои сильные аргументы и факты. Будем считать, что мы с вами провели погружение в будущий процесс.

– А не пойти ли нам поужинать в какой-нибудь тихий ресторанчик, – предложил Вигдор.

– Лично мне твой ход мысли нравится. День по возможности всегда надо заканчивать на высокой ноте.

– Селина – «за». Савелий? Адель?

– Мы не против, – Савелий влюбленно посмотрел на Адель, которая согласно кивнула головой.

– Тогда предлагаю кухню «Лесовской пивоварни» в историческом квартале. Савелий, я поеду за Марианной. А ты будешь за старшего. Все быстро собираемся, чертовский хочется поесть и просто пообщаться. Кто хоть раз вспомнит о Спицыне, Федоре, Майкове – платит за всех.

– Балагур, может, как раз и надо говорить о процессе днем и ночью, чтобы ничего не забыть и не перепутать, – прошептала Селина, отвернувшись к окну.

…В пивоварне было много замечательных «фишечек» для заманивания посетителей. Именно здесь можно было отведать старинные настойки, которые лично делал хозяин заведения. Кедровая и клюквенная, таежная и брусничная, хреновуха и барбарисовка, облепиховка и жимолость: кажется, все таежные ягоды были в меню этого славного ресторанчика.

А какой чай по рецепту одного из губернаторов Лесовска подавали здесь! Им в пивоварне гордились особо. Тайну рецепта восстановили спустя 200 лет!

Рассаживались долго, щумно. У всех было желание расслабиться, пообщаться без напряжения. Забыть хоть на какое-то время о сложностях минувших дней.

К компании вышел сам хозяин ресторана, приятель Чижевского. Он поздоровался со всеми, а с Вигдором обнялся как со старым знакомым. Хозяину дали слово и он предложил выпить за хорошую компанию.

– Вчера у меня в гостях были судьи. Оказывается, ты, Вигдор, тоже вскоре станешь участником судебного процесса. Дело, судя по всему, будет запутанное, но я уверен в твоей порядочности, так что, бог даст, все сложится хорошо.

Хозяин не успел договорить, как вся компания захохотала, чем повергла тостующего в полное недоумение.

Он посмотрел на Вигдора:

– Друг, я сказал что-то очень смешное?!

– Нет, Георгий, ты дал понять, кто оплачивает сегодняшний банкет. Понимаешь, отправляясь к тебе, я громко, чтобы все слышали, сказал: «Кто первым заговорит о судебном процессе, платит за всех». Георгий, прости, закон гор.

Теперь уже хохотал и хозяин ресторана.

– Так и будет. Платит заведение! Что сказать – гуляем до утра!

Слава богу, что ты, Вигдор, громко произнес речь только о деньгах и мне не придется петь, плясать и стоять на голове. А теперь прошу отведать кедровочки. И будем счастливы…

– Савелий, а почему Спицын не стремится встретиться со мной, ведь я его дочь?

– Ты не расстраивайся, наверное, пока ему нечего тебе сказать. А может быть, он так растерян, что не может прийти в себя от потрясения. Не думай плохо и не осуждай. Так случается, извини за банальность.

– Странно случается. Мне кажется, это должно быть так страшно: растеряться и столько времени не приходить в себя.

Адель замолчала. Савелий тоже молчал, пытаясь найти какие-нибудь ободряющие слова.

– А знаешь, Савелий, я думаю, что ни в какой он растерянности не пребывает. Я думаю, он не хочет встречаться со мной до конца судебного процесса. Ведь знает, в каких мы с тобой отношениях. Боится слабину дать. Предположим, мы встретились, нужно что-то друг другу говорить, объяснять. Теперь представь, разве мы избежали бы разговора о тебе?! И вообще, скажи, он делает это от злости, от желания защитить свое ремесло? В конце концов не деньги же толкают его на подлость?

Савелий нежно поцеловал Адель.

– Я уже рассказывал тебе, как все было на самом деле. Мысли не возникало даже в самой малости обидеть или оскорбить Спицына. Обычное дело: два художника договорились. А уж Вигдор и вовсе не при чем. Адель, а может, тебе и вовсе не думать об этой истории и держаться от всего подальше? По сути, в этом деле ты сбоку-припеку.

– Ну конечно, и я, и ты, и мама, и весь город – все сбоку. Я в санатории с одним художником познакомилась, так он мне истину открыл. «Все дела, говорит, решаются сзади или сбоку».

Я просто не знаю, что мне делать, Савелий. Я не знаю, как себя вести. Этот совершенно чужой мне человек – мой отец.

– Адель, поживем – увидим.

– Я тоже об этом подумала, вдруг все само собой решится, а?

– Не думаю. Я не чувствую, что быстро и само собой.

– Савелий, – Адель резко поднялась и обняла художника. – Савелий, признайся, ты богемный?

– Ты не поверишь, но уже нет. Изменился благодаря тебе.

– Разве так быстро люди меняются?

– Это зависит от глубины прожигания жизни и от любви. В общем, ежедневное веселье больше не заявляет свои права на Кокорева.

– И мы будем жить счастливо и долго?

– Вот в этом я уверен точно.

– Как хорошо, Кокорев. Я так люблю разговаривать с тобой. А что мы будем делать сегодня?

– Мы возьмем бутерброды, термос, мольберт и отправимся к Холмам. Ты хочешь попробовать себя в роли художницы?