Юрий Тупикин - Вольные повести и рассказы

– Эта девушка Люба… как он её назвал?… Молоко и маки?…

– Сирень и роза… – подсказали с мест.

– Ромашка и солнце… – уточнили портрет. Ректор-Учитель установил с залом контакт. Вот так это и делается педагогом, просто и умно.

– Да, да, да… Эта девушка Люба, которая, видимо, выразила общее впечатление о наших выпускниках, станет такая же грамотная и идейная, со своими мыслями-замыслами. Больше того, она заменит нам Любана-вожака, станет сама вожаком своего курса и всех остальных курсов. Будете все такими, как наши выпускники. Вуз работает не на халтуру. Не заметите, как возмужаете духом и знаниями. Конечно, мы показали лучших из лучших. Но и остальные студенты мало от них отличаются. Только эта четвёрка друзей, о которой упоминалось, за четыре года не имеет ни одной персональной четвёрки, то есть «хора», а только «отлы», то есть отлично. Они в чистую идут на золотые медали. Троих из них – Казакова Вячеслава, Мухаметшина Амина и Рузаева Михаила своим правом ректора я назначил на должности преподавателей-ассистентов СамГПУ. Одновременно они будут студентами, а после «госов», то есть государственных экзаменов, останутся в штате университета. Можем поздравить молодых коллег с началом карьеры, а весь профессорско-преподавательский состав – с пополнением нашего полка.

Дека захлопала, её поддержали в зале. Но поскольку новоиспеченные ассистенты «не ударили палец о палец», аплодисментов не получилось. Что-то было не так. Недоумение погасили отдельные хлопушки.

– А что касается Дубинина Любана, лекцию которого мы имели удовольствие слушать… что касается его… Любана… то к его рекомендациям следует прислушаться. Не часто мы слышим подобные объяснения…

И пошёл садиться на своё место. Эка, выкинул! Гора называется. Под ней даже ёж не сидел… Зал, слышавший рукоплескания, погрузился в мрачное состояние. Зажим молодого дарования!? Тишина недоумения тяжело зависла под потолком, а потом стала опускаться ниже-ниже и придавила всех к стульям. Кажется, все опустили головы. Только один человек почему-то воссиял, распрямился в груди и готовый был тотчас выпрыгнуть на подиум, где его не хватало, и поцеловать руку ректора. Это был прапраправнук Еноха, внук Еноха и сын Якова – Енох Коганов, зав кафедрой теологии, новой кафедры университета. Суковатая трость играла, змеилась своими суками и словно выпрыгивала из его рук.

В этой гнетущей тишине многие успели подумать о справедливости положения, не допускающего исполнять обязанности ректора позднее 65 лет. Неужели мудрая Гора не понимала опасности своего падения? Конфуз был очевидным. Пахло драмой. Стало столь же очевидно всем, до последнего молодого студента в алфавитном списке: ректор не сумел обыграть своего права, сама былая традиция стала сомнительной и нелепой, а молодые ассистенты предстали в виде евнухов в таборе шарлатанов. И примут ли евнухи своё назначение?

И вдруг нашёлся ещё один голос, который полагал, что он на стадионе.

– Ректор ректнулся! – негромко сказал этот отчаянный голос. В той могильной тишине, которая придавила Встречу, негромкий голос прозвучал одиночным выстрелом чеченского снайпера в голову ректора. Ректор должен был упасть, навсегда сраженным. Но он почему-то не подумал падать. Выстрел достал его в тот момент, когда он думал садиться на стул. Но не успел сесть и не успел упасть. Больше того, ректор, ослепляя зал своими целыми белыми зубами, начищенными «блендомедом», беззвучно смеясь, возвратился на кафедру…

– Как? – вопросил он. – Почему ректор ректнулся? Кто сказал, что я ректнулся? Извольте объясниться немедленно! – потребовал он.

Несмотря на белозубую улыбку ректора, зал пережил новое угнетение. Будет сейчас разгон! Будет сейчас Встреча! «Встреча на Эльбе»!.. Надолго запомнится… Нашёл дураков – так ему сейчас и признаются!

Однако автор медицинского заключения ректору встал во втором ряду. Точнее, встала. Это была девушка. Первокурсница. Обычная девушка, с Красноборовой не сравнить, но не дурнушка. В общем, молоденькая.

– Это я сказала… Меня зовут Лена Грунина.

– Ну! – приказал ректор.

– Ну… мы заслушались Любаном и вы же его рекомендовали, но вдруг… всё похоронено. Вы назначили ассистентами тех, кого мы не слышали, кроме Рузаева; Рузаев Миша хорош, даже больше, но не сравнить же его с Любаном!.. Вот я и не выдержала… – таково было обоснование медицинского заключения, осуществленного без обследования больного; с этим справилась Лена Грунина, никому не известная студентка.

– Тэ-тэ-тэ-э… – озвучил свой смех ректор. Так он смеялся. – Умница! Если бы вы меня не осудили, я бы ночь не спал, а завтра подал бы прошение об отставке… Простите, я это сделал с определённой целью, причём понимаю, что эффект произвёл нездоровое впечатление. Но дело вполне поправимое… – Ректор вздохнул. – Здесь были две цели. Первая – я захотел таким необычным тестом проверить вашу молодую публику на степень гражданственности.

Другим бы способом так быстро тестировать не удалось. А теперь я рад, как ректор, и доволен случаем показать коллегам-профессорам и преподавателям, что мы приняли в вуз не молчаливое поколение раболепных граждан, а полноценную отрасль будущих строителей России. Спасибо вам, Лена, спасибо всем молодым студентам, доказывающим своё достоинство не только экзаменационными оценками. Пусть этот случай послужит маленьким уроком для всех нас. Мужайтесь, ребята, всё будет…

Мы так и замерли: сейчас брякнет – «прикольно…» Но ректор сленгом не брякнул. Всему своё место и обстоятельства.

– … Всё будет хорошо и отлично. Устраивайтесь. Осматривайтесь, но не раскачивайтесь, сразу точите зубки и грызите гранит науки… Ясно ли я сказал? Поняли ли вы меня?

Экспрессивные первокурсники немедленно подтвердили:

– Ясно!

– Поняли!

– Спасибо. Теперь о второй цели. Я хотел ещё раз вернуться к Дубинину Любану. Тут особый случай. Строкой приказа мало покажешь. Любан оказался таким сыном, который перерос всех своих праотцов, которым он верен духом. Моим приказом и Любан Дубинин тоже назначен преподавателем-ассистентом – он занимает первую строку по алфавиту… Да не уверен я, что Любан останется преподавателем. Феномен, которого никому не достать. Он пойдет своей дорогой… Какой, не знаю. Пожалуйста, Любан Родимович, скажите мне откровенно на публике, останетесь вы в университете согласно моему приказу?

Лестно оказаться в центре внимания вузовского населения. Завтра об этой Встрече будут в подробностях знать все поголовно, включая собак, прибегающих к университетским мусорным бакам. Но в то же время я испытал чувство неловкости от чрезмерной переоценки моей персоны. Этого я не люблю. Этого не любят в нашем роду. Скромность – первое требование родовой педагогики меры. Не молчаливость, как это утверждают в «Поле чудес», а обыкновенная скромность. Я встал, но ко мне обращался не офицер и не комбриг, а сам император маленькой империи, ныне рекрутирующий кадры для своей империи. Ему требовалось много кадров, ибо всё же – империя, какой бы ни была она малой. Строевая стойка, если помнится, у меня была уже до того, как я стал старшиной роты; была от природы, тут ничего не поделаешь…