Галина Маркус - Сказка со счастливым началом

Дорога из китайской пластмассы и правда, давно сломалась, а вагончики растерялись.

Соня молча вернулась на кухню, чтобы скрыть слёзы. Анька вышла следом за ней.

– Это чё было? – спросила сестра.

Соня не отвечала.

– Он чё – в городе? Вы встречались?

– Нет, – она отвернулась.

Пересказывать встречу в больнице она была не в состоянии. Анька молча её разглядывала. Сестра очень изменилась за последнее время – завязала с гулянками, забросила всех подружек. Времени на всю эту ерунду у неё больше не оставалось – они с Костиком работали днём и ночью. Соня и не надеялась, что парень сможет так раскрутиться, она уже поставила крест на выданных ему деньгах. Но весь этот год Костик пахал, как проклятый, и добился, надо сказать, результатов. Его сайт хорошо посещался, интернет-магазин приносил доход, а весной даже пришлось нанимать курьера и секретаршу на телефоне, так много стало клиентов. Анька не просто помогала, она вела всю бухгалтерию, обрабатывала заказы и сама уже неплохо разбиралась в оргтехнике.

И теперь, к удивлению Сони, сестра не стала ничего выпытывать.

– Костик отправляет меня на море, – как ни в чём не бывало начала она. – До сентября пока затишье, поехали, а?

– Езжай, – пожала плечами Соня.

– Вместе поедем, – приказным тоном объявила та. – У тебя весь отпуск в городе прошёл, ребёнку нужен морской воздух.

– А Костик чего? Не хочет?

– Он в Расков намылился, за товаром.

– Нет, Ань, это сколько денег надо – а мы только к школе на десять тысяч собрались, и то ещё не всё купили.

– Ничего, я добавлю. Хозяйка берёт только за комнату, живи хоть вдесятером, домик у самого моря. Удобства, правда, на улице, да нам не привыкать.

Соня замотала головой – никуда ехать она не хотела. Но, с другой стороны… здесь сейчас очень тяжело. Может, и правда, сбежать – хотя бы на неделю? Митя на днях уедет из города. Невыносимо будет жить и думать о том, где он сейчас, что делает и с кем. Особенно после того, как он был так близко… и так далеко одновременно – потому, что остался чужим, недоступным. И не прощённым.

Соня искренне хотела простить его, она думала об этом всю ночь, объясняла себе всё его же словами – и не верила, не чувствовала так, как он. Ведь самой ей ни разу, ни единого разу не захотелось другого! Взять любого приятного ей мужчину – да вот хотя бы Илью Сергеевича – Соня не желала ни от него, ни от кого бы то ни было, даже прикосновения. Верно подметил доктор: её словно заморозили, превратили обратно – только не в Снегурочку. А в неживую снежную бабу.

Иногда, давая советы, он по-дружески накрывал её руку своею – Соню это тяготило, она не знала, как реагировать. Ни один мужчина, кроме Мити, не смел к ней прикасаться, все её желания оставались связаны только с ним, только он обладал правом на неё, только его ласки ей были нужны. Как, как он мог выносить чужих женщин рядом, целовать их, пользоваться их телом? Не лукавит ли он, говоря, что ничего к ним не испытывал? Если бы он по-прежнему любил Соню, он бы просто их не увидел, не взглянул на них под определённым углом. Значит, он хотел и искал для себя этих удовольствий! Она знала, что нельзя судить по себе, повторяла чужие слова про мужское восприятие близости. Но не понимала, не хотела понимать! Закон общий для всех, нигде не написано, что мужчине можно и нужно больше!

– Тебе что твой Сергеич советовал? – не унималась сестра. – Отдохнуть и развлечься.

– Не знаю. Надо подумать.

– А тебя и не спрашивают – я уже подумала!

Соня пожала плечами – ну что ж, может, и правда?

– Когда же билеты-то брать? Если ехать – то не сегодня-завтра, до первого сентября три недели осталось, – проговорила она.

– Сегодня же и возьму – на воскресенье. Не получится на жэдэ, поедем автобусом, у Костика есть приятель, организует. А вы собирайтесь пока. Вадь, ты хочешь на море? – крикнула Анька, чтобы мальчик услышал.

Вадик тотчас же прибежал к ним – в руке у него всё ещё был паровоз.

– Поедем, зайка? – жалобно предложила Соня. – Ты ведь ещё ни разу море не видел.

– А вдруг Митя придёт? А меня тут нет?

Мать и сын глядели друг на друга – Соня так его понимала! Но…

– Он не придёт, малыш. Он… он очень спешил и уехал обратно в Москву.

– Почему, почему он меня не разбудил! – топнул ногой мальчик.

– Не знаю, детка… наверно, не мог… – выдавила Соня.

– Так, хватит! – пресекла их Анька. – Достало уже, чес-слово! Не хочу даже слышать теперь это имя! Вадь, и ты прекращай – тошно уже от твоего Мити дурацкого! Я за билетами, собирайтесь давайте. В воскресенье будем в море купаться, вот об этом и думайте.

Соня, хоть и выросла в почти южном городе, жару переносила плохо. К тому же надо было следить, чтоб Вадик не обгорел, поэтому на море они ходили или ранним утром, или поздним вечером. Зато Анька весь день проводила на пляже, подставляя палящему солнцу все части тела по очереди, и слушать ничего не желала. Соня терпеть не могла солнечных ванн – ей не нравилось тратить на это время, не нравился и результат. Наверное, Митя снова помянул бы Снегурочку.

Митя, Митя… везде и всюду – один только Митя. Соня и в самом деле надеялась тут отвлечься, но… Её бросало из крайности в крайность – то она мучилась ревностью и ненавидела его, представляя, как он возвращается в Москву – то ли к Наташе, то ли к своей последней любовнице. А то вдруг начинала страдать, что так обошлась с ним, что оставила его несчастным, обиженным, одиноким. Даже испытывала муки совести, что не согласилась встретиться с ним ещё раз, провести ночь – пусть одну только ночь за весь год, но ведь он её муж, он имеет право… И тотчас же одёргивала себя: никакого права он не имеет, он сам отказался от всех прав, вступая в близость с чужими женщинами. Разве она могла быть теперь с ним, зная, что его руки обнимали и ласкали кого-то ещё? Она пыталась молиться о нём в эти дни, но в душе находились одни лишь упрёки, а гнев и обида становились только сильнее, вытесняя другие чувства.

Анька видела, что сестра продолжает себя изводить, злилась, но по-прежнему ничего не выспрашивала, наверное, надеялась, что само рассосётся. К тому же, ей было не до чужих страданий. Анька умела пользоваться радостями жизни и всюду устраивать праздник, она быстро завела себе компанию – молодёжи вокруг было хоть отбавляй, весело проводила время и ничуть не скучала по Костику, который названивал ей из Раскова по три раза в день.

А у Сони имелась ещё одна причина для страданий: она не взяла Бориса. Не забыла, а попросту не взяла. Что-то вдруг переключилось у неё в голове, и, когда Соня думала, как сэкономить место в чемодане (в новую сумку, купленную взамен подаренной Митей, лис не влезал), то почему-то решила, что Бориса на этот раз можно бы и оставить. Для чего таскать его по поездам, держать в чужом доме, пока они будут на море? И потом, у Сони теперь есть ребёнок, у ребёнка – игрушки, и как-то странно самой, словно маленькой, возить с собой лиса. Такое «взрослое» мироощущение по его поводу пришло к ней впервые. Ей даже показалось, что она не чувствует никакой потребности в его присутствии. Неужели кончилась её сказка, неужели – переросла? Правда, оставляя Бориса на комоде, Соня его поцеловала, но так и не смогла посмотреть ему в глаза.