Мила Иванцова - Сердечная терапия

Не сказать, что зарплата у Вадима была мизерной, это смотря с чем сравнивать. Правда, «мазерати» он покупать не планировал и на Мальдивы не собирался, хотя и мог бы выбраться раз в год, поставив перед собой такую цель. Но зачем ему эти Мальдивы, если он и там будет постоянно думать о клинике, о новых методиках лечения и оперирования сердечных патологий у детей, которым без вмешательства врачей не выжить?

Все чаще ему казалось, что они с Анжелой существуют в каких-то разных плоскостях, хоть и живут в одной квартире и спят в одной постели. Какого-то конкретного видения их общего будущего девушка не озвучивала, но недовольства своим сегодняшним положением не скрывала. Может, еще не придумала, какое бы новое воплощение Вадима ее устроило, или по-женски чувствовала, что меняться он не будет, и пока просто «пилила его тупой пилой», не выдавая конструктивных идей. А это ее в очередной раз повторенное «резать младенцев» обожгло Вадима и стало тем камешком, который покатился с горы, увлекая за собой целую лавину. Решительные слова были произнесены однажды воскресным вечером в Макдоналдсе на площади Независимости, куда они зашли не поесть, а просто заскочили в туалет, как это делают многие, страдая от нашего несовершенного даже в центре города сервиса. А потом неожиданно остались там выпить кофе и погреться.

Место было шумное, по Анжелиным меркам несимпатичное – «полный отстой», и она не скрывала своего раздражения. Слово за слово – и она снова обрушила на Вадима все свои упреки: «напрасные надежды», недовольство его работой, которая составляла ей, эффектной блондинке, непреодолимую конкуренцию. Вадим тоже все больше уставал от этих отношений и постоянных претензий. Ежедневно, возвращаясь домой, он заранее знал, что его снова в чем-то обвинят. А может, такой был у Анжелы метод манипулирования – привить комплекс вины и пользоваться этим до конца жизни, беспощадно пиля за «плохие поступки», а «хорошее поведение» награждая аппетитным сексом.

Вадим, вообще-то, не считал себя таким уж никудышним, но у него не было сил и желания спорить, он не стремился подбрасывать дрова в огонь Анжелиного хронического недовольства, да и просто не хотел отвлекаться от важных дел и мыслей на это бессмысленное противостояние, так что в основном он занимал пассивную позицию и блондинка выходила победительницей, хоть и не получала полного удовлетворения от односторонних военных действий.

Но постепенно это ее недовольство накопилось, утомило, переполнило обоих, и в очередной раз ею сказанное «режешь младенцев» подействовало на Вадика, как красная тряпка на быка. Не дослушав Анжелин монолог, он неожиданно резко отрубил:

– Не подхожу? Не твой фасон? Я никому не навязываюсь! А детей я не режу. Я их спасаю. Жаль, что ты до сих пор этого не поняла.

Встал, поправил свой клетчатый шарф и направился к выходу.

С тех пор прошло около месяца. Теперь он шел от метро домой по вечернему зимнему городу, грел руки в карманах пальто и думал, как давно уже не блуждал по ночным улицам – все бегом, все на машине… Сегодня, выйдя с работы, он увидел, что выезд его машине наглухо перекрыл какой-то «уазик» с областными номерами. Походил вокруг, поспрашивал людей – никто не знал, чья это машина. Сначала Вадим рассердился – ведь мог опоздать на концерт, но вдруг увидел, что со стоянки выруливает машина знакомого врача, махнул рукой и побежал к нему:

– Подкинете до метро?

Так он стал на сутки пешеходом. Но это того стоило. Прожив такой неожиданно искренний вечер, Вадим шел от метро домой и, глядя на по-новогоднему украшенные витрины, вспоминал прошедший год, подводил итоги. И должен был признать, что более весомыми были результаты на работе, чем в личной жизни. Вспомнился и последний разговор с Анжелой. Накипело. Переполнило. Пролилось через край раздражение ее тупым нежеланием попытаться понять его жизнь и его ценности. Жалел он об этом сейчас? Пожалуй, нет. Но возвращаться в пустую квартиру все равно было неуютно. Вадим улыбнулся, вспомнив, что именно в тот этапный для него день возле Макдоналдса он встретил Александру. Точнее, сначала испуганную хрупкую девочку Стасю, маленькую балерину, которую сбили с ног ребята на скейтах, а потом не менее испуганную ее маму. И ничего он невероятного не видел в том, что вызвался помочь им и отвез в детскую больницу, в травмпункт, дождался там выводов дежурного травматолога, поддержал их, как мог. А Александра почти героя из него сделала!

Вадим снова улыбнулся. Он почему-то всегда невольно улыбался, когда вспоминал их обеих – юную балерину и эту странную женщину, для которой так неорганичны были и торговля на базаре, и проживание в детском саду. Об этом она неожиданно рассказала сама, пока они сидели в небольшом кафе в подземном переходе под Майданом. Зачем? Вроде и не оправдывалась, просто решила сразу расставить точки над «i». С одной стороны, такая открытость несколько удивила Вадима, с другой – встревожила, ведь эта маленькая сильная женщина показалась ему слишком незащищенной в большом городе. Страшно было даже представить себе такую комбинацию. Чего только не случается с людьми в столице!

А на первый взгляд и не скажешь, что человека так закрутила судьба… Симпатичная, воспитанная, с какой-то непровинциальной элегантностью и грацией, Александра, казалось, будто на спор временно играла не свою роль в жизни, настолько не соответствовало то, что он впервые увидел в ней на Майдане и к чему тайком присматривался сегодня в филармонии, тому, что неожиданно предстало перед ним на морозном рынке. Хотя кому, как не кардиохирургу, знать, что главное находится у человека внутри… Как говорил мудрый Лис в истории Сент-Экзюпери о Маленьком Принце: «Самого главного глазами не увидишь. Зорко одно лишь сердце».

Размышляя обо всем этом, он уже хотел свернуть с улицы во двор, когда от автобусной остановки отделилась сутулая мужская фигура и неуверенной походкой двинулась навстречу. Между ними было метров пять, и Вадим нутром почувствовал, что проблем не миновать. Он огляделся – поблизости никого. По улице изредка проезжали машины, но пешеходов не было. Вадим замер, держа руки в карманах пальто, и смотрел на человека, который шел прямо на него. Если сейчас побежать, незнакомец точно его не догонит, он и идет-то с трудом. Но Вадим стоял, как парализованный. Он понимал, что мог бы как-то справиться с одним нетрезвым, если, конечно, не выскочат из подворотни его приятели. Когда-то на военной кафедре, а потом в лагерях их учили основным приемам рукопашного боя. Конечно, какой из него боец, но руки-ноги, наверное, что-то бы вспомнили. Руки… Вот их крайне нежелательно было травмировать – ломать или даже ранить. Ведь от его рук зависели чьи-то жизни.