Валида Будакиду - Буковый лес

Он переехал в их Город из Анапы. Линда не была в Анапе. Но они однажды, очень давно с бабушкой и дедушкой отдыхали в Сочи. Линда хорошо помнит, как они вышли из поезда, и она, увидев этот огромный, шумный перрон с чудесными клумбами и загорелых, длинноногих женщин в шортах, уткнулась в бабушкину длинную юбку и от страха заплакала. Это был волшебный город, где всё было, как в кино: чудесные широкие, вычищенные до зеркального блеска улицы, купающиеся в тени раскидистых платанов. На каждом углу пахнет таким вкусным, от которого набежавшая слюна готова бежать дальше, не останавливаясь до самого моря. Все кричат, все куда-то приглашают, что-то обещают, предлагают. И везде цветы, цветы, цветы, которые никто не топчет и не рвёт. Белые, высоченные, какие-то загадочные «санатории» с каскадными лестницами, спускающимися прямо к воде, с античными колонами, увитыми зелёным плющом.

В этих «санаториях» жили, скорее всего, особенные люди – лощённые мужчины в сахарного цвета широких штанах с карманами, красивыми, ровными спинами, и женщины – в платьях то длинных с высокими разрезами и шляпами на волнистых волосах, то в таких коротких, что они напоминали кофты, как если б обычная женщина забыла надеть юбку. У них была красная помада и платиновые волосы. Сколько он видел таких? А скольких знал? И по вечерам отовсюду в этом Сочи слышалась музыка, все танцевали и веселились, и смелые прекрасные дамы сами приглашали на «белый танец» приглянувшихся кавалеров. И, безусловно, на этих танцах никто не мог быть более желанным кавалером, чем он.

Этот сочинский сон Линда видела только один раз. Потом дедушка умер, а про бабушку мама сказала, что «раз так, то и она теперь для нас умерла». А он, этот Борис, который Саша там жил, в этом сне, в этой сказке. Так чего его сюда принесло?! Чего ему там не хватало?! Только сумасшедший может покинуть рай, бросить похожих на богинь женщин и притащиться в их Город, где мужчины в своих кепках похожи на грибы, а женщины, тихо скользящие по улицам в юбках-вениках, на безликие тени, чудом вырвавшиеся из царствия Аида.

Скоро он отсюда уедет. Или сперва она уедет. Занятия закончились и вот-вот начнутся выпускные экзамены. Ей надо поступать в ВУЗ. Ей надо получать «пятибалльный аттестат», чтоб не стыдно было перед экзаменационной комиссией.

Дома Линда усердно делала вид, что дробит зубы об алмаз знаний. Она часами просиживала за письменным столом, спиной к входной двери. В ладонях её лежал маленький домик, весь в розовой пене цветов, с балконом и занавесками на окнах. Вот дверь, в которую он может войти. Там нет коридора, сразу комната и Рождественская ёлка с коробками на полу, перевязанными яркими лентами. Кончено, же он живёт в этом волшебном доме с петуниями, красивом и уютном. И ещё он работает без партсобраний и «переходящих вымпелов», потому что ему всё рано, потому что он «не член», он – еврей.

Вот Линде всегда было интересно, те люди, которые окружают его, они что – особенные? Почему они могут по утрам с ним здороваться, заходить в гости, пить пиво? Почему все другие, а не она? Может, потому что она не мужчина? Или потому, что пока не выросла в Прекрасного Лебедя? А разве, если вырастет, что-то может измениться? Ну, так и окружающие его тоже не очень Прекрасные лебеди… Вон, рядом с ним сидит какая то «доктор Марика». Страшная-я-я… А он с ней разговаривает, шутит.

Или бывают такие мужчины чьими-нибудь братьями, или папами. Да, это тебе не Юзя, который даже в редкие дни своего пребывания дома вообще не замечает ни Линдиного присутствия, ни её отсутствия. Юзя может забыть, что у неё день рождения и вообще высморкаться в её парадную юбку. Или, вот, почему у папы не такие руки? А может, и такие. Только папа никогда Линду не ласкает и даже не гладит по голове.

У них в Городе «не принято» выражать чувства. «Надо быть сдержанным», – всегда с поёрзыванием и торжественным сопением произносила мама. А у него руки такие ласковые, такие очень-очень тёплые. Линде каждый раз хочется зарыться в них всем лицом, чтоб как можно больше почувствовать их нежность, их скрытую силу. Но! Такой шершавой рожей можно врача просто напугать. Это тебе не сказочные женщины из сказочной Анапы.

Мало, что ли, он возится с тобой и твоим зубом? И, кстати, она совсем недавно поняла радость регистраторши, которая тогда, давно, давала ей номер тринадцать. Оказывается, когда приходят дети с родителями, то это значит, что родители врачу «дадут на лапу» – вроде как незаметно засунут ему в карман деньги, но при этом толкнут его рукой, а то, вдруг он не почувствует. Тогда и процесс лечения сокращается, и говорят, что пломбы хорошие ставят. А Линда пришла одна. Тут же тётка обрадовалась, что «этому» дерзкому и странному «еврею» её родители денег не дадут!

Школа сгорела синим пламенем. Оценки за четверть она получила такие, что даже техникум бы плакал. Вот-вот начнутся выпускные, а затем и вступительные экзамены, а Линда смотрела в раскрытую книгу и буквы плыли перед глазами. Всё, что происходило, всё, что жило вокруг, всё виделось Линде сквозь ласковый свет его голубых, совершенно волшебных глаз. Всё было согрето его дыханием. Всё вокруг пахло его запахом – очищенной абрикосовой косточки.

Про него много говорят в кулуарах. А как же! Неженатый стоматолог – завидный жених, есть друзья, есть знакомые, и везде он желанный и везде любимый. А он встречается и расстаётся без сожалений, ни по кому не скучает, ни о чём не жалеет, ни к кому не привыкает, ни с кем близко не сходится. Поначалу его несколько раз хотели «женить», знакомя с «очень порядочными и хорошими девочками». Он соглашался, что девочки «очень хорошие» и обещал «стать их достойным», то есть «работать над собой, чтоб заслужить», но, видимо, так себя и не «доработал», жениться отказался, при этом не обидев никого. Он всегда и везде душа компании, а потом встаёт и уходит, не обернувшись. Он отдал себя всем, но не взял себе никого… таинственный, загадочный и ничей…

Город «маленький» как любит говорить мама, все друг про друга всё знают.

– Завтра придёшь последний раз, – лицо близко, кажется можно прижаться щекой и закрыть глаза. Хоть навсегда. Линде всё равно, – ты слышишь, нет? Как тебя там? Госпожа Маккартни!

– Слышу! – У Линды срывается голос, – Чего мне не слышать? Я не глухая! – Агрессия – хорошая защита.

– Как тебя в школе держат – такую невоспитанную?! Если б ты ещё не была дочерью учителей…, – Он говорит с серьёзным лицом и в задумчивости поднимает вверх указательный палец правой руки. Но он шутит. Он всегда шутит, потому, что шут гороховый и циркач, – тебе не стыдно? – Брови сходятся на переносице и взгляд становится как у председателя партсобрания, на котором он никогда не был.