Валида Будакиду - Буковый лес

В половине десятого Сурик вдруг оживился:

– Ты! А как твою квартиру запирать?

– Что? Это было выше всего невозможного. Но я сдержалась. «Ещё полчаса и ты его никогда, ни-и-икогда больше не увидишь»! Шепчет конник юный, позабыв про страх: «О себе не думай! Думай о друзьях!»

Цап нижнюю губу. Почти до крови. Улыбочка:

– А кто тебе, Сурик, сказал, что ты её, квартиру мою, будешь запирать?!

– Что ж её открытой оставить? – Незваный гость хихикал курьим смехом, и кадык на его шее почему-то двигался вправо-влево вместо положенных от подбородка к грудине. – Вам сейчас уходить, а Крас из Болгарии приедет в три часа дня. Что я всё это время на улице буду делать?

– Нет, братуха, ты не понял! – Тут во мне проснулась вся мощь и сила восточных предков, замешанная на чисто спартанской решимости. – Ты будешь очень тщательно, строевым шагом – нога по срез сапога – ходить по паралии… по набережной, от Белой Башни до Филармонии и обратно, пока не подъедет из Благоебрата, то есть, Благоевграда, твой болгарский Посейдон вместе с его яхтой и не приберёт тебя! Каталавес, филе? (Понял, дружище?). Так что – у тебя полчаса на сборы, бритвенный станок в ванной на стиральной машине, автобусный билет я тебе подарю.

– А как мне гулять с сумками пять часов на набережной? Может, я пока хоть вещи оставлю? – У Сурика-Резинки впервые по лицу метнулась тень сомнения, но тут же исчезла.

– Сурен, ты не понимаешь: у меня с сыном своя жизнь, я работаю, он учится. Я не могу думать о том, что ты делаешь на набережной, и переживать за это. Ты ехал в гости к болгарину? Вот и хорошо! Сегодня – ваш день.

Ей уже на самом деле было совершенно безразлично, что будет делать Сурик, с кем будет делать, а уж тем более – как будет делать. Да и в чём проблема? Он сказал до пятницы? В пятницу приедет его друг и они уедут в Халкидики? Всё. Пятница пришла, а с ней и господа из Благоевбрата. А потом пусть он из Халкидиков едет к сыну в Катерини, в семизвёздочную гостиницу, и раскидывает алебастровое тело на прибрежных скалах. Что ему, идти что ли некуда?

– Ну, хорошо! – Сурик внезапно обмяк. – Тогда я вещи оставлю у тебя. В Халкидики же можно ехать в шортах и сланцах?

– Да хоть вообще босиком. Конечно можно.

– Тогда я поеду с ними кататься на яхте, а потом тебе маякну, что я в городе.

– Уж изволь! Сделай милость «маякни», чтоб я за тебя не переживала.

Но ирония не была близка Сурику-Резинке.

– Так ты его отправила в Халкидики без вещей? – Иркин голос задрожал от жалости и обиды.

– Ирка! Ну почему «я отправила»?! Он сам отправился! Знаешь, мужик в «за пятьдесят», наверное, уже должен понимать, что люди после купания в море переодеваются, меняют нижнее бельё и так далее. И в конце концов, я его к себе домой не приглашала. Я пять раз спросила, к кому он едет, так он мне ответил, что к Мише. Теперь выяснилось, что Миши, типа, дома нет. Но ведь у Миши есть жена, дети. То есть он, как ближайший друг туристического «короля», пусть идёт к его жене и детям. Я то… я то с какого боку?! Он во дворе на меня даже внимание не обращал. Ан нет, нет вспомнила! Обращал! Он меня «пятитонкой» называл. И потом… если я правильно поняла: его собственный родной сын с семьёй отдыхает в тридцати километрах от Салоник. Ну, нету твоих друзей – осчастливь сына своим присутствием.

– Тебе долить чаю? – День был такой ясный, а тема такая тяжёлая, и они обе совсем забыли про чай. Да уже и глоток в горло не идёт. А печенье Ирка все равно давно раскрошила для голубей. На лице её проступили страдание и тоска. Она совершенно не разделяла радости подруги по поводу отплытия украинского гостя. Ей было неловко за неё, неловко за себя и вообще неловко за такой жестокий и некрасивый мир.

– Так я всё хочу понять, зачем ты мне вчера свой мобильник бросила и убежала? Можно же просто на его звонки не отвечать. Ты мне велела что-то ему передать, но, если честно, из твоей бессвязной речи я совсем не поняла, что именно. Вообще-то там тридцать четыре его не отвеченных звонка. И как только батарейка не села?

– Ой, я не могу!!! Я же тебе пять раз повторила, что надо сказать!. Я тебе сказала: в супермаркете для него лежат его родные туфли и пять литров оливкового масла, а я с туристами уехала переводчиком в другой город.

– Ты сама сейчас поняла, что сказала?… – Да, Ирка окончательно расклеилась…

– Ладно… – подруга как то боязливо стала озираться по сторонам. – Сегодня вторник, так?

– Так! – Согласно кивнула Ирка.

– Через сутки он умотает, так?

– Так!

– Надо сутки продержаться!

– Слушай… – Голос Ирки стал заискивающим, приглушённым. Так говорят опытные врачи только с очень, очень больными людьми. Или с придурковатыми.

– Зачем всё усложнять? Ты ему просто отдай его вещи и пусть идёт с Богом, а?

– Да не идёт он никуда!!! Неужели тебе не понятно! Иначе какого хрена бы я от него пряталась и залезала к тебе на балкон со двора вместо того, чтоб войти в дверь?!

– Как это «не идёт»? – тут уж Ирина на самом деле удивилась от всей души.

– А вот так! Ты знаешь, что дальше было? Во-о-от – не знаешь! А я тебе скажу. Поехали мы с Сашкой, сдали документы, вернулись домой. Я была так рада, что мы снова с ним вдвоём без чужого дядьки, аж всплакнулось на радостях. Т-о-о-о-лько я слёзы счастья просушила – опа! Звонок на мобильный. Прикинь, это он мне звонит, как и обещал, чтоб я «не переживала», дескать я вот уже еду с Красом и его дражайшей в Халкидики на его яхту. Как вернусь, сообщу. Я хотела сказать, что уж это излишне, и тем не менее, все-таки стало спокойней, что Сурик своего друга встретил, как собирался, и слава Богу. В субботу вдруг он мне снова звонит часов в десять утра и начинает беседу так:

– Ты дома? Я уже вернулся из Халкидиков. Так ты дома?

То есть, не прошло и суток, представляешь? Я-то надеялась, ну пусть не до среды, ну хоть выходные они вместе пробудут, ну пусть в понедельник утром вернётся. То есть, как мы тут ездим на море? В пятницу вечером укатил, в понедельник утром обратно. А я его голос в трубке как услышала, аж опешила. Да я родной маме в жизни не докладывала где я. Чисто в силу стоматологического образования, я хоть и сонная была, но быстро смекнула.:

– Нет! – Задорно так отвечаю ему, – Я в Халкидиках.

– А когда ты приедешь?

– Я приеду когда закончу работу.

– А мне куда идти?

– Послушай… – тут я взяла себя в руки и стала говорить очень ласково и убедительно. – Послушай, Сурик! Когда приехал твой друг я тебе сказала – бери сумку, потому что не надо меня к себе привязывать. У тебя свои дела, тебя Миша ждёт, все глаза выплакал, свой «Мерседес» тебе подарить хочет, а я бегаю пешком, зарабатываю себе на майонез с хлебом. Я не знаю, когда приеду, с кем и приеду ли вообще. Саша теперь живёт у дедушки. У него ключа от квартиры нет и никогда не было, стало быть, прости, если что не так.