Владислав Картавцев - Эспрессо ТВ

– Сам ты старый козел! – злобно огрызалась баба Клавдия. – Иди проспись! Я уже двадцать пять лет слышу, что кто-то придет и денег даст! И что? Пенсия – тысячу сто гривен, что мне с ними делать, когда за квартиру шестьсот отдай и иди клади зубы на полку и помирай!

– Эх ты, курица! – еще более распалялся дед Махно. – Я сам читал, у американцев – и МВФ, и всемирный банк! И еще они долля́ры печатают быстрее, чем твой петух яйца несет! У них долля́ров, как у собаки вшей – а ихний главный так и сказал: «Украина – часть цивилизованного мира, и я сделаю всё, чтобы поддержать порыв украинцев к свободе!» Подсказывает нам, как правильно жить! Учит!

– Пускай он бабе своей подсказывает, как борщ варить! – не выдержав натиска Махно, бабка Клава соскочила со скамейки и замахнулась на деда клюкой. – Или как детей делать! Тоже мне нашлись горлопаны – Америка, Америка! Когда мой отец Берлин брал, где были эти американцы? А когда мой дед революцию делал, где были эти американцы?

А теперь, видите ли, меня учат, как жить! Пусть оставят в покое – больше мне от них ничего не надо!

– Темнота! – Махно на всякий случай отбежал подальше от разъяренной бабки. – Ты есть совковая темнота. Нам с тобой не по пути!

– И кому это – нам? Посмотри на себя, пустобрех! – баба Клавдия в сердцах плюнула в сторону Махно и медленно пошла в подъезд. Аргун ей симпатизировал, он чувствовал – во всей этой евроассоциации есть какой-то подвох. Хотя, ну что от него зависит?

– Вот так, друг Витька! – он налил себе еще и снова чокнулся с бутылкой. – Жалко, не сможешь увидеть, чем все это закончится! Вот бы посмеялся!..

Два дня прошли, как обычно – по заведенному графику. Работа – дом, потом опять работа – наедине с материалом и в тишине, прерываемой только ударами по камню. Но дома было не так спокойно – Аргун, как ни старался, не мог удержать Яну от просмотра новостей. А они становились все тревожнее и тревожнее.

– Митингующие требуют немедленной отставки президента! – истошными голосами вещали дикторы. – Европа готова выступить посредником и никогда не допустит применения силы против народа!

– Лидер крымско-татарской общины в Москве в эфире Общественного телевидения России назвал русских потомственными рабами! – с замиранием сердца цитировала телевизионная нимфетка, и широкая улыбка расползалась по ее лицу. Уж она-то точно, себя рабыней не считала!

– Юлия Тимошенко выступила против бесперспективных переговоров оппозиции с президентом. Она заявила: «Янукович намерен выторговать себе время, чтобы укрепиться, а потом пролить еще больше украинской крови».

На каждую новость подружка Аргуна Яна реагировала всё эмоциональнее и эмоциональнее – и вскоре совсем забросила домашние обязанности и перестала обращать на происходящее непосредственно вокруг нее всякое внимание. Аргун пытался пару раз привести ее в чувство, но она была, как зомби – в общем, разговора не получилось.

– Да и хрен с тобой! – в итоге терпение Аргуна лопнуло, и он решил вовсе не появляться дома – по крайней мере, пока все это не закончится! А конец, судя по всему, был уже близок.

На третье утро он собрал большой баул – положил в него сменное белье, кой-какую одежду, бытовые и гигиенические принадлежности, продукты и концентраты, написал Яне записку, чтоб не ждала, и обосновался в мастерской. А что – кровать есть, плита, чайник, СВЧ-печь, неподалеку – баня, кроме того, имеется санузел – для сносной жизни вполне достаточно!

– Была б моя воля, я бы всех этих политиканов упрятал пожизненно в кутузку, чтоб не отрывали нормальных людей от работы! – Аргун заточил зубило на абразивном круге, примерился и ловко наметил профиль будущей чистовой обработки. Красиво!

Неожиданно и немного зловеще завибрировал мобильник. Аргун вздрогнул – внезапно нехорошие предчувствия овладели им.

– Если Яна, пошлю ее на три буквы! Ведь предупреждал – на работу не звонить! – у него еще оставалась надежда, что беспокоит подруга. Но оказался хозяин:

– Привет! – голос у Богдана Ивановича был напряженным. – Аргун, беда у нас!

– Что случилось? – Аргун медленно положил зубило и сжал зубы.

– Мишка! – чувствовалось, хозяину не по себе.

– Что Мишка? – у Аргуна перехватило дыхание.

– Пожгли твоего друга! – Богдан Петрович шмыгнул носом. – Привезли его сейчас в ожоговую, врачи говорят, вряд ли выживет!

– Где? – внутренности Аргуна словно окаменели. – Где лежит?

– На проспекте 50-летия ВЛКСМ, 54-Б, палата 16! Поедешь?

– Конечно! – Аргун закрыл глаза и медленно выдохнул, стараясь успокоиться – разгорающийся в нем гнев грозил затопить все вокруг. Он еще успеет дать ему волю, а пока – ему нужно увидеть Мишку!

– Хорошо! – хозяин секунду помолчал. – Только план по дневной выработке с тебя никто не снимал! Ты уж будь добр!

– Понятно! Само собой! – Аргун повесил трубку и поймал себя на мысли, что хочет приставить дуло автомата к толстому брюху этого хохла и медленно нажать на курок – так, чтоб кишки в разную сторону! Мишку пожгли, а этот урод все о бабках думает!

– Ну вот, Аргун! Вот пришло и к тебе! – он стоял на крыльце и молча глотал слезы. Он глотал их уже третью сигарету подряд, но они все шли и шли, они не останавливались.

Аргун глотал свое горе. Он не думал, что отреагирует так.

Когда-то он был на войне. На войне гибли солдаты. Они горели, их разрывало гранатами, их дырявило пулями и осколками. Но все они были внутренне готовы к смерти – и их товарищи тоже.

В мирной жизни по-другому. В мирной жизни даже случайная авария с ранениями воспринимается, как трагедия. А то, что сегодня увидел Аргун, не имело определения на людском языке.

Мишка еще дышал, но любому было понятно – он не жилец. В Киеве в него кинули коктейль Молотова – намеренно, приняв за «беркутёнка». Хотя, наверное, тем, кто бросал, было без разницы. Они просто жгли врагов. Жгли беспощадно, целенаправленно и умело. И они сожгли Мишку.

Аргун посмотрел на истлевший окурок и выбросил его в урну. Мимо, рыдая и дергая плечами, прошли две женщины – наверное, родственницы. И не обязательно Мишки – вместе с ним лежало еще шестеро парней, двое уже умерли.

Аргун чувствовал – в нем зародилась ненависть. Такого он раньше не испытывал – даже к ду́хам в Афгане он относился просто как к врагам, у них были автоматы и гранатометы, они резали горло пленным – или заставляли принимать ислам, чтобы потом вновь обращенные сами резали горла бывшим однополчанам. Ду́хи были страшны в своей лютой ненависти к «шурави», но и Аргун не боялся. Рядом с ним плечом к плечу стояли его товарищи, он мог на каждого положиться, а что касается оружия – так его было не в пример больше, и оно было не в пример лучше. А самое главное, он знал, куда стрелять и откуда ждать выстрела.