Владимир Казаков - Роман Флобера

Бамбук достала из элегантной сумочки «Луи Витон» пластиковый конверт. В нем, завернутый в тонкий пергамент, лежал пожеванный листок из школьной тетрадки. И торжествующе, но с нескрываемым волнением, прочитала:

– «Слухай сюда, Манюня, ротанка хренова, шо за дела! Сосать сосешь, а впердолить не даешь!»

Когда я это услышала, меня осенило. Ну конечно! Как же я не догадалась раньше. Ротанки брали в рот! Говоря строго по-научному, русалки были минетчицами! И именно этим, а не дурацкими песенками они и изводили рыбаков, моряков и прочих сельских жителей! Вот в чем штука-то. А присутствующим, надеюсь не надо объяснять, что ротовыми ласками можно кого угодно довести до умопомешательства.

Исследовательница русалок торжествующе оглядела публику. Ей в ответ только Вероника истошно и радостно закивала. Я слегка, но очень внятно хлопнул ее по попе. Она затихла.

– Так вот, – продолжала кусок от удочки, – позже я обнаружила на чердаке Петербургской публички черновые рукописи самого Афанасьева. Моя догадка полностью подтвердилась. Русалки измывались над крестьянами именно сосанием членов. Причем внезапно. Они поджидали незадачливых прохожих в заводях и омутах, неожиданно выскакивали оттуда и с размаху брали в рот. Некоторых, видимо тех, у которых не стоял, они утаскивали в воду и топили. И Афанасьев это знал. Но, как яркий представитель интеллигенции просвещенного девятнадцатого века, он не мог стерпеть такой пошлости и изобрел песнопения русалок. Так романтичней. Мол, от песен люди дурели и топились. И вот такими нелепостями оболванивали народ более ста лет!

Дама достала сигарету, коробок спичек и тщательно, в несколько ритуальных приемов, ее подожгла.

– А все это происходило… м-м-м, – она длинно затянулась, – из-за физиологических особенностей строения тела русалок. У них отсутствует, как таковое, влагалищное отверстие. То есть оно имеется. В принципе… Но скрыто наростами так называемого ложного хвоста. Это, конечно, никакой не хвост, а немного сросшиеся ноги, приспособленные к обитанию в водной среде. Но половое влечение-то у них осталось, куда оно денется, ну и….

– Так что же, русалки существуют? – снова открыла рот реально заинтересовавшаяся Вероника.

Я опять хлопнул ее по попе.

– Конечно, – затянулась рассказчица, – только не существуют, существовали. Вымерли. К середине двадцатого века. Последние популяции были уничтожены во время Второй мировой войны. Когда бомбили реки и озера. А бомбовый удар по воде уничтожает почти все живое. Кстати, вот и мои чешские коллеги подошли. Прошу!

К нам подошли два розовощеких и лопоухих гражданина с почти одинаковыми, счастливыми физиономиями. Они, как первоклашки, крепко, но нежно держали друг друга за руки. Об их половой принадлежности сказать было затруднительно. А вот об ориентации наверняка.

– Вот Милош Пича и Ян Чурак. Выдающиеся европейские ученые. Любая страна мира почла бы за честь принимать таких гостей. И вот они у нас!

Два чеха, не разжимая рук, одновременно поклонились, а потом поцеловались. Народ был в восхищении. Вероника покраснела, ей явно хотелось что-то спросить, то ли из жизни русалок, то ли из биографии этих педиков, но она через силу сдерживалась.

– Так вот, доктор Милош Пича, выдающийся фольклорист, параллельно со мной также пришел к выводу о минетной сущности русалок, но я все же была первая. Он это честно признал в открытом письме в авторитетный академический журнал «Гомо унд Сапиенс». А доктор Чурак исследует генетическую структуру русалок по сохранившимся фрагментам плавников. В частности, он уже близок к разгадке тайны непосредственного размножения русалок. Ведь существование такой многочисленной популяции на протяжении веков на разных континентах невозможно без воспроизводства. Но это уже, без сомнения, Нобелевская премия по генетике.

Милош и Ян опять поклонились и поцеловались.

– Для привлечения общественного интереса к проблеме русалок они открыли неподалеку от своего родного города Острава, в живописном предгорье Бескидо, на романтичных берегах реки Остравицы, целую этнодеревню! Посвященную, естественно, русалкам. Там все сделано по типу моравской деревушки с домиками, кузней, полями пшеницы, пастбищами для скотины. Можно попробовать настоящего деревенского пива, попытать свои силы в плетении корзинок и неводов, слепить нехитрый горшок, послушать народные мелодии, от души повеселиться в ярмарочном балагане. Но гвоздем программы является вечер, когда туристы под бубны и пляски подходят к реке, оттуда появляются русалки и, к удовольствию участников праздника, прямо из воды берут в рот у всех желающих! От немецких туристов отбою нет! И все деньги идут в созданный нами фонд изучения русалок.

А сейчас эти уважаемые господа приехали к нам, ну, конечно, повидать меня и отобрать девушек на работу в качестве русалок в замечательной этнодеревне. Это должны быть красивые и, что важно, умные девушки с высшим образованием и еще, как минимум, мастера спорта по плаванию.

– Пошли, пошли отсюда, – поволок я упирающуюся Веронику в сторону.

– Коль, ну погодь, пожалуйста… – заканючила она. – Это же так интересно, как это они все-таки размножаются…

– Икрометанием и почкованием! Маринк, привет, здорово, что ты здесь, быстренько объясни, пожалуйста, девушке, почему эта дама заинтересовалась русалками и что делают в Москве эти голубые братцы!

В соседнем зале уже вовсю лабали концерт. Кобзон уже раз пятый, по многочисленным просьбам собравшихся, настойчиво рекомендовал не думать о секундах свысока. Потом заиграло что-то народное. Какого народа, понять было невозможно. Но явно народное. Настроение было миролюбивейшее. Я уже плохо понимал чего-либо. Опять же Маринка с Вероникой чуть ли не в обнимку гуляют. И потом, что удивительно, Голикова на меня сегодня не орала. Может, исправилась?! Господи, а мне то что до этого!

Может, девушки мои подружатся. Вот было бы здорово! Хорошая все-таки баба Маринка. Что же у нас не вышло-то ни фига… Стерва, конечно, но как без этого. Недавно тут услышал бредни одного знакомого. Чушь, конечно, но в этом что-то есть. Он весь в пене доказывал, что идеальные отношения между мужчиной и женщиной – это когда они любят друг друга, но при этом она считает, что, по большому счету, все мужики сволочи и козлы, а он – что все бабы дуры. И при этом они живут счастливо. А когда этот баланс нарушается, она вдруг неожиданно подумает, что не такая уж он и скотина, или у него мелькнет мысль, что, в сущности, она вовсе и не дура, – все. Баланс нарушается, и дальнейшее совместное проживание превращается в ад! Чушь, конечно, но в этом что-то есть.

Я продолжал наблюдать за фланирующей с пластиковым стаканом Голиковой. Все-таки у нее хорошая фигура! И каблуки такие впечатляющие, вроде как если выкинуть из башки этот бардак, то получается почти средь шумного бала случайно, в каких-то мирской суеты… Почти благородное собрание.