Дмитрий Вощинин - Зарисовки на запотевшем стекле (сборник)

Вглядываясь с высоты прожитых лет в этот период воинской службы, теперь кажется, что она прошла для них довольно быстро, закалила и оставила свой положительный след на всю оставшуюся жизнь. На «дембельской» фотографии Евгений уже в форме главстаршины, Володя тоже ушел на «гражданку» старшиной второй статьи. Судьба Игоря оказалась трагичной.

Он, как и предчувствовал, попал в роту охраны. Это означало: через один – два дня и ночью, и днем стоять в карауле у самолетов, на «точках» у важных объектов. Один против снега, ветра и темноты. Наверно, можно было смириться, особенно на первых порах, и привыкнуть. Многие прекрасно окончили службу в этом качестве и повзрослевшими и возмужавшими благополучно вернулись домой. В армии главное – коллектив, он лечит от ошибок и промахов, заставляет тянуться и не отставать от своих сверстников, у него какой-то свой неведомый критерий оценки, раскрывать, выделять и обращать на кого-либо свое внимание. Но замкнутость и особенно высокомерие ему не сродни.

Тимофей всегда помнит ротного старшину той части, где он провел остаток службы. Стройный, подтянутый, строгий и предельно справедливый, с неординарным юмором отбивался он иногда от очень талантливых и ехидных вопросов ребят по воинскому уставу и распорядку. Если выяснялось, что он кого-то наказал ошибочно, а такое бывало: особенно на первых порах многие в сложных ситуациях пытаются спрятаться за чужую спину, он всегда находил способ шуткой перед строем признать свою неправоту. При этом обрушивался на истинного виновника, правда, всегда быстро отходил и долго зла не держал. Не имел любимчиков или отпетых нарушителей и всегда радовался успехам своих подчиненных, особенно когда эти успехи доставались с трудом. И можно было догадаться, что эта искренняя радость ведома ему лишь потому, что он все это когда-то преодолел сам. В беге, на перекладине, в лыжной гонке или в обращении с оружием никто никогда не мог с ним сравниться, и в этом он был непререкаемым авторитетом. Когда в начале зимы он приказал выходить к умывальнику без тельняшек с открытым торсом, многие сначала возмущались, но потом были благодарны. Тимофей не помнил случая, чтобы во время службы простудился.

Где-то в конце декабря – самое темное время полярной ночи, по гарнизону пошли слухи, что кто-то из молодых военнослужащих на посту то ли застрелился, то ли это был несчастный случай смертельного ранения от случайного выстрела рикошетом. Когда слух дошел до ребят, Тимофей с испугом подумал о Игоре, но потом отогнал эту мысль. К несчастью, это оказалось на самом деле правдой.

Никто тогда отчетливо не понял и не представлял, что произошло в действительности. Похорон в поселке не было, тело Игоря никому не показали и отправили самолетом по месту жительства.

Тимофей, Евгений и Володя были искренне поражены и подавлены этим трагическим событием, и как то ближе стали друг к другу, но смысл происшедшего остался загадкой и неопределенностью. Ребята, продолжая встречаться, никогда не воспроизводили слова и рассказы Игоря о себе, как бы боясь затронуть что-то святое.

Тимофей втайне всегда чувствовал свою ответственность за этот роковой случай. Пытаясь оправдать себя, он все больше убеждался, что в этом стечении обстоятельств и событий участвовала, сама таинственно суровая природа Крайнего Севера, особенно ощущаемая тогда, в первый год службы.

Уже в начале ноября начинается полярная ночь с ее длительной чередой сумрачных тревожных дней, которые, кажется, нарочно вытаскивают из души все сомнения, навивают одиночество, внутренние терзания и неудовлетворенность собой. И, видимо, не случайно у жителей Севера самый по-настоящему счастливый праздник в конце января – день появления Солнца.

Северное сияние – время магии и волшебного таинства полярной ночи – завораживает, притягивает взгляды и мысли. Оно очень редко бывает ярко-цветным, чаще представляет собой облачное светло-зеленое мерцание волокнистых лучей с редкими чуть заметными цветными блесками на фоне темного неба и наводит на печальные и суровые мысли: пожалуй, этим оно по-своему хранит свою какую-то строгую тайну. Его слабое мерцание чем-то напоминает морской коралл. Когда любуешься его причудливыми узорами и необычными линиями, неожиданно приходит в голову мысль о том, сколько маленьких жизней ушло на создание этого чуда природы.

Именно в это время первой полярной ночи произошла последняя встреча с Игорем. Она казалась тогда обычной, но глубоко врезалась в памяти ребят.

Игорь, только что вернувшийся с дежурства, был тогда какой-то уверенный, сильный, вдохновенный и не похожий на себя. Казалось, он постиг то, что остальным тогда было неведомо.

«Жека» достал немного спирта, Тимофей очень кстати получил посылку, и они после отбоя собрались вчетвером в классе учебной базы техчасти, где дежурил Володя. Как обычно, много говорили о том, что их окружало. Было трудно на новых местах, но все понимали, что Игорь принял на себя самую большую тяжесть для молодого, не очень опытного и еще не сильного духом человека.

Его высказывания тогда внушали и уверенность в их дальнейшей жизни. Многие его слова о сложности взаимодействия с природой были сбивчивые, не всегда попадали в общую струю тем обсуждения, но незримо проникали в душу каждого. Многое не досказывалось, но витало вокруг.

– Всякий раз, когда оказываюсь на посту один… так становится хорошо… вокруг звезды, небо… я чувствую в себе силу… один…и весь космос… это я… и я не знаю, кто тут бог, а может, мне дано все и все крутится вокруг меня, и как только глаза мои закроются, замрет весь мир… Не это ли главная свобода… свобода духа… Помните, у Достоевского: «Всякий, кто захочет главной свободы, тот должен сметь убить себя… Кто смеет убить себя, тот бог…»

Тогда, за туманом выпитого спирта, это казалось просто необычным восторженным настроением, которое было свойственно иногда Игорю в момент выражения своих мыслей. Но со временем Тимофей все чаще и чаще вспоминал этот монолог. В те годы он, как и другие приятели, слушавшие Игоря, еще не прочитал и не знал этого непонятого до конца произведения. И слова «убить себя» каждый воспринимал тогда не дословно, а как укротить себя – смириться.

Как ни пытался Тимофей успокоить себя, но чувство вины за происшедшее вовсе не прошло. Ощутил он это, когда случай заставил его увидеться с матерью Игоря, Зинаидой Георгиевной.

Все трое после службы сочли своим долгом сходить к Игорю на кладбище. Позвонили матери, она долго откладывала встречу, но потом согласилась. Сославшись на слабость и плохое самочувствие, попросила зайти к ней домой кого-то одного.

На встречу отрядили Тимофея.