Сергей Десницкий - Пётр и Павел. 1957 год

– Ты очень сильный, – согласился Павел Петрович, – А я своё заслужил.

– Ты не знал, что я всех защитю… Я смогу!.. Правда-правда!.. Слушайте, какой я стих сочинил!..

Правда ведь хороший стих!.. Ну, ведь правда?!..

– Очень хороший, – согласился Павел Петрович.

– Сыночек… Миленький мой… Отдай мне эту бяку…

– Мамочка, что ты говоришь?!.. Разве может боевое оружие быть бякой?.. Подумай!..

Он медленно поднял пистолет и стал тщательно прицеливаться в грудь Павлу. Тот широко перекрестился.

– Он снят с предохранителя, – одними губами тихо прошептал Пётр.

– Понял, – так же тихо ответил ему Савва.

Зинаида умоляюще сложила руки на груди.

– Отдай!..

– Сейчас, – прищурив левый глаз, пробормотал Матюша. – Только выстрелю разочек…

Для его слабеньких мальчишеских рук оружие оказалось слишком тяжёлым, пистолет прыгал из стороны в сторону, и парень никак не мог точно прицелиться.

И в эту самую секунду Савва прыгнул на него, схватил за руку. Одновременно с его прыжком грохнул выстрел. Женщины завизжали. Савва вывернул Матвею руку, так что тот даже вскрикнул от боли, и выхватил пистолет.

– Это детям не игрушки, Матвей Петрович. С оружием вежливо обращаться надо.

Павел Петрович остался невредим.

– Ты… Ты гадкий Савва!.. Ты плохой! – Матюша чуть не плакал от безпомощности и жестокой обиды.

Женщины с облегчением вздохнули.

– Валя!.. – позвал Алексей Иванович. – Валечка… Сестра…

От его интонации все вздрогнули, обернулись.

На груди по белой ночной сорочке Валентины Ивановны медленно расплывалось алое пятно.

– Бабушка! – что есть силы закричал Матюша. – Я не хотел!.. Ты меня слышишь?!.. Бабушка!.. Я промахнулся!.. Я не в тебя, я в него хотел!.. Бабушка!..

– Забыла! – металась в безумии Зинаида. – Забыла!.. Мне матушка Феврония велела непременно его окрестить!.. А я забыла!.. Что теперь будет?!.. Господи!.. Что будет со всеми нами?!.. Прости меня, окаянную!..

– Боже, милостив буде нам, грешным! – Алексей Иванович Богомолов перекрестился.

То, что произошло в глухом патриархальном Краснознаменске в ночь с третьего на четвёртое января 1958 года, явилось для городских обывателей самым настоящим потрясением. Казалось, все будто ждали, чтобы посреди сонного провинциального уныния грянул, наконец-то, настоящий гром… Поэтому в очередях за варёной колбасой, на автобусных остановках, во время обеденных перерывов и даже в рабочее время за канцелярскими столами все с жаром обсуждали… Нет, больше!.. Смаковали подробности чрезвычайных городских происшествий.

Но не смерть матери первого секретаря горкома партии так взволновала местное население. Трагическая гибель вернувшегося из мест достаточно отдалённых когда-то грозного гэпэушника Вениамина Генкина и жестокое нападение на тишайшего, безпартийного пейзажиста Верещагина-Суздальцева – вот что вызвало среди горожан Краснознаменска неоднозначную волну возмущений, сочувствия и, что греха таить, даже удовлетворения. Иннокентия Олеговича искренне жалели и желали художнику скорейшего выздоровления, а вот по поводу смерти "Веньки-подлеца", в основном, сходились на мысли, что "так ему, паразиту, и надо" и что "он своё получил"… Правда, были и такие жестокосердные граждане, которые сладострастно потирали руки и, нимало не смущаясь, злорадствовали: "Собаке – собачья смерть!.." В основном это были те, чьи близкие пострадали во времена партийных чисток и Красного террора. К счастью, переживших то страшное время в Краснознаменске осталось совсем немного. К судьбе сожительницы его, большевичке с сорокалетним стажем Кларе отнеслись равнодушно и в разговорах почти не упоминали. Она лежала в городской больнице с переломами обеих рук, многочисленными синяками и явными следами зверского избиения. А если и упоминали, то так лишь, "к слову", мол, "пусть спасибо скажет, что жива осталась"… При этом, кому она должна была сказать "спасибо" за те увечья, что получила, не уточняли.

Но самой большой сенсацией этих страшных дней стало появление в городе Тараса Григорьевича Шевчука. Со временем его прежние "подвиги" стали потихоньку забываться, и новые зверства "боголюбовского монстра" произвели на обывателей Краснознаменска впечатление ожившего кошмара. Как ни старалось милицейское начальство скрыть от городской общественности подробности случившегося, но уже к десяти часам утра четвёртого января мельчайшие детали происшедшего накануне обсуждались в каждом доме, на каждом перекрёстке, во всех очередях, конторах и вообще присутственных местах. Каким образом "тайна следствия" стала всеобщим достоянием, милиция понять не могла, хотя, если чут-чуть пораскинуть мозгами, было ясно, что-либо скрыть от любопытных взоров в таком маленьком городке, каким испокон века являлся Краснознаменск, практически невозможно.

Это Сашенька сообщил всем и каждому, что Тараска объявился в городе первого января. Заглянул к нему в цистерну около шести часов утра, сразу же выпил остатки "Огуречного лосьона", коим Сашенька, как и прочие порядочные люди на всей планете, встречал Новый 1958-й год и чуток оставил себе на "опохмелку"; без спроса выкурил два последних чинарика и, поняв, что более тут разжиться нечем, исчез, пригрозив хозяину цистерны, "что, если тот станет об нём трепаться, он его уделает"!.. Сашеньку такая перспектива совсем не устраивала, потому и не собирался он никому докладывать о неожиданном визите к нему такого странного гостя. Лишь Павлу Петровичу сообщил. И то так, между прочим, "только из чувства благодарности" за подаренные сигареты. Где Тараска скрывался до вечера третьего января, Сашенька не знал, и это обстоятельство, пожалуй, осталось единственным тёмным местом в истории расследования последовавших за сим преступлений.

Однако примерно в пять часов пополудни, когда счастливая Циля привела брата Венечку вместе с его сожительницей к себе домой, на пороге их встретил мрачный и не очень трезвый Шевчук. Конечно, это нарушало перспективу тёплого семейного вечера в домашнем кругу, но… Что было делать?!.. Когда-то Тараска являлся правой рукой председателя городской "чрезвычайки" и теперь естественно рассчитывал встретить самый радушный прием в доме своего бывшего начальника.

Отпросился с работы и примчался домой, обрадованный внезапным возвращением зятя, Венчик и сразу же принялся топить баню, а Циля занялась устройством праздничного стола. Кое-что из продуктов у неё осталось от встречи Нового года, но хозяйка прекрасно понимала: для того, чтобы накормить семью из четырёх человек и троих гостей, этого явно недостаточно. Потому и отправила она младшего Изю и ненаглядную красавицу Эмму к своей свекрови за продуктовой помощью. Денег после новогодних праздников в семье почти не осталось, и прикупить что-нибудь в магазине Циля практически была не в состоянии. И как кстати детей из дому отослала!.. Словно наперёд знала, что тут случится часом спустя…