Александр Ломтев - Лента Мёбиуса

Вот смотри: где она живёт и до скольких лет доживает – никто не знает, чем питается – тоже неизвестно, как размножается, если у них самцов нет, – непонятно.

– А правда, что у них голова – человеческая?

– И тут тоже дело тёмное. Кто говорит – правда, учёные бают – легенда. Её добыть – счастье одному из тысячи целого рода. Вот у меня шансов нет, прапрадед мой поймал, и всему нашему роду с тех пор везло, никто не своей смертью не умер, все мужики со всех войн непокалеченными вернулись, достаток какой-никакой всегда был, даже в самые голодные времена. А в последнее время везенье это затухать стало.

Так что мне, скорее всего, не повезёт, но ты из другого рода, значит, вдвоём у нас шансов гораздо больше.

– Говорят, что Алконост – райская птица и утешает своим пением святых.

– Ага, а ещё говорят, что несёт яйца в море и делает его спокойным на семь дней, а потом вынимает и высиживает на берегу. А поёт так, что услышавший его забывает обо всём на свете. Это всё сказки бабьи.

– А какой он из себя?

– Ну, прадед как-то смутно рассказывал. Ну, птица с большими разноцветными перьями, с необычной головой, не с человечьей, конечно, но с необычной. Вот глаза, говорил, совсем человечьи. И вроде как светится вся…

– Как жар-птица, что ли?

– Что ты лепишь? Жар-птица – существо сказочное, выдуманное, а Алконост – реальная птица, сохранившаяся с древности. Она, может, древнее мамонта, может, с времён динозавров сохранилась… Старики про неё так рассказывали: Алконост близ рая пребывает, иногда и на Евфрате-реке бывает.

Когда в пении глас испущает, тогда и самоё себя не ощущает. А кто вблизи тогда будет, тот всё на свете забудет: тогда ум от него отходит, и душа из тела выходит… Ну ладно, давай спать. И, как договорились, завтра на прогулку выведут, ты за санитарами внимательно следи, а я сетку за сиренью отогну, и только знак дам – ты сразу незаметно ко мне. Там густо – не хватятся. А дальше дорога мне известная… Спи.

– Саша!

Я открыл глаза. Голос, разбудивший меня, еще звучал в ушах. Но в квартире я был один. Некому было сказать мне «Саша!» Но это был не сон, не галлюцинация – с чего бы! Голос и разбудил меня за три секунды до звонка будильника на мобильном. Мама в детстве таким голосом будила в школу – одновременно и деловито-будничным и по-домашнему тёплым. Но мама давно уже не будит меня по утрам, поскольку покинула нас навсегда, а, может быть, – хотелось бы верить, – до всеобщего воскресения.

Кто же позвал меня этим ранним утром? И зачем? Что должен был услышать я и понять в этом голосе? Над чем задуматься? Что сделать?

Я проделал всё положенное утреннее: бритва, зубная щетка, чай, галстук… Стал жить, как всегда: машина, светофор, компьютер, заметенная жёлтой листвой вечерняя дорожка в сквере…

Но весь день, а потом еще несколько дней кряду всё нет-нет, да и звучал в ушах тревожащий душу и отчего-то волнующий сердце голос:

– Саша!

Семён Семёнович собирал грибы, когда над березняком вдруг появилась большая летающая тарелка. Узким мощным лучом она осветила поляну, на которой застыл грибник. Оказывается, уже ночь и Семёну Семёновичу удивительно, как же это он, пожилой, серьёзный человек собирает грибы потемну?! Это его удивило даже больше, чем летающая тарелка. Видно, я старею, подумал он, совсем соображать перестал.

Тарелка снизилась, зависла над самыми верхушками берёз, и Семён Семёнович услышал возникающий прямо в черепной коробке вопрос:

– Что ты тут делаешь, протоплазма?

Семён Семёнович обиделся:

– Я не протоплазма, а человек. Специалист высшей категории, и зовут меня Семён Семёнович Горбунков.

– Мы знаем, как тебя зовут, мыслящая протоплазма, мы спрашиваем, что ты тут делаешь?

И тут Семён Семёнович понял, что попался. Нельзя же сознаться им, что он, мол, грибы собирает. Какая же мыслящая протопл… тьфу! какой же нормальный человек станет собирать грибы ночью?! Так по нему, чего доброго, обо всём человечестве чёрт те что подумают! Семён Семёнович принялся лихорадочно соображать, что бы такое соврать убедительное, не позорящее человеческую расу. Но в голову ничего не приходило. И тут он неожиданно для себя задал каверзный встречный вопрос:

– А вы тут что делаете, наблюдатели за протоплазмой?

Но с тарелки ответили довольно язвительно:

– В твоём вопросе, протоплазма, уже содержится ответ: наблюдаем за протоплазмой!

Всё-таки они есть, с остановкой дыхания внезапно осознал Семён Семёнович, есть! Как же ему повести диалог, чтобы не опозорить Землю перед пришельцами.

– А правительство знает, что вы здесь? Не боитесь, что по вам сейчас ракетой класса «земля-воздух»?

В ответ как бы хмыкнули, но ответили:

– Знает, знает ваше правительство, и не ваше знает тоже. Пробовали они уже один раз… Чернобыль не забыл? Теперь у нас договор…

Значит, нам всё врали! Ах, ты… Всё на свете большая ложь, нас водят за нос, как маленьких, как слепых… Семёну Семёновичу стало страшно обидно. И просто обидно. И просто страшно. Что же, теперь мы все под колпаком?! Он сразу вспотел, капли пота выступили даже на носу. На тарелке, видимо, почувствовали его состояние, луч света ударил прямо в глаза, и стало совсем жарко. Он прищурил глаза, а когда разлепил веки, в крайнем удивлении увидел висящий перед ним стакан, наполненный чем-то белым, и услышал странно знакомый голос:

– Выпей прохладной протоплазмы!

Семён Семёнович отпрянул от стакана и понял, что какой-то неведомой силой был перенесён на веранду собственной дачи. Он сидел в плетеном кресле, солнце било ему прямо в глаза, и было действительно чрезвычайно жарко.

– Что ты шарахаешься, на вот, выпей прохладной протоплазмы! – перед ним в ореоле света стояла фигура, в которой Семён Семёнович не сразу узнал собственную жену.

– Какой протоплазмы?! – вскинулся Семён Семёнович, приходя в себя.

– Да ты задремал что ли? – усмехнулась жена и сунула, наконец, ему в руки холодный стакан. – Простокваша, холодная простокваша!

Мне очень нужно въехать в эту гору. Гора поросла берёзами, и что там, за её вершиной, пока не видно. Но там – главное. Что это за машину мне подсунули? Без опознавательных знаков. Автобус вроде советских времён «Таджика», и этот автобус то и дело меня не слушается. Я кручу руль до отказа, а он поворачивает замедленно, и я едва не врезаюсь в одну из берёз. И всё же въезжаю на самую вершину.

Теперь я вижу, что дорога круто сбегает вниз. Слева вздымается откос, справа – глубокий обрыв. Внизу автостоянка, а дальше – толпы народа. Крутовато. С замиранием сердца трогаю «Таджик» с места и начинаю спускаться. Руль по-прежнему крутится почти вхолостую. Как вообще можно ездить на такой рухляди. Я ухитряюсь проехать, не свалившись с откоса, почти весь путь, но вдруг понимаю, что отказали тормоза! Хватаюсь за ручник и понимаю безнадёжность ситуации, хоть выскакивай и, вцепившись в бампер, тормози ногами! Толпа замерла, и все лица обращены ко мне. Чёрт! Что же делать?! Я с силой жму на тормоз, и мне кажется, что автобус начинает замедлять ход. Обойдётся? Рано радовался – в конце концов, врубаюсь в целую кучу машин.