Анна Мартынчик - Время другое

Александра жестом предложила мужу присесть напротив:

– ? – спросила немо, но Владимир знал, чего от него ждут.

– Это его сестра. Я был уверен, что все эти письма приходят с одного адреса, и что ни в какие путешествия по миру он не отправлялся… Можно воды?

Александра кивнула и подала мужу стакан. Сама лить не осмелилась: тряслись руки.

– Илья твой, – продолжил Владимир, после того, как залпом выпил миллилитров четыреста минеральной воды, – жил у сестры всё это время… Он действительно переехал на другой конец города. Но, как полагает его сестра – Наташа, – вёл себя всегда вполне адекватно… Она и знать не знала о письмах к тебе и до сих пор думала, что причиной потери рассудка брата стала смерть его новой пассии… На его глазах её сбила машина… Ну обо всём тебе расскажет Наташа… Она сама на меня вышла, когда поняла, что тянуть некуда и брату нужна помощь специалистов… Так вот: всему своё время… На работу тороплюсь… Ты как, нормально?

Александра была в порядке. Ровно до того момента, пока из кабинета не вышел Владимир. Боль сдавила в области грудины и долго не давала ни глотнуть, ни продохнуть. Взяла себя в руки. Ждала…

После общения с Ильёй, врачами было принято решение оставить его в стационаре.

– Подозреваю кататоническую шизофрению, – озвучил Семён, – Он слышит меня, понимает, но чрезмерно возбужден, резок в движениях, не контролирует тело…

Следующим утром Александра решила поговорить с Ильей сама. Она вошла в палату. Руки Ильи были в кровавых царапинах. Наташа сидела рядом и что-то приговаривала ему на ушко. Илья казался дезориентирован… не скоро он заметил Александру. Она села напротив него на корточки и заглянула в глаза. Зрачки были расширены. Он постоянно норовил чесать и без того расчесанные руки.

Илья долго всматривался в лицо Александры, и на мгновение, словно признал в ней кого-то знакомого, замер… А дальше, его как будто током било: трясло, стал буквально рвать на кистях кожу, кричал…

…У Ильи не было подобной реакции ни на одного другого врача клиники и поэтому Александру, конечно, не закрепили за Ильёй.

– Его руки разодраны…

Владимир тяжело вздохнул. Он понимал, что супруге нужно выговориться, но так трудно было переключиться на эту тему, после того, как хорошо поужинали и уложили дочь спать.

Александра продолжила:

– И в письме он писал про то, как девочка расцарапала руки мне… Не понимаю… Мне нужно с ним говорить. Я смогу его понять!..

– А что с той девушкой, которую сбила машина?

– Не знаю. Но не думаю, что это причина… – глядя в стену ответила Александра, – Он сам в письмах расскажет о своей болезни. Нужно перечитать вдумчивее… Нужно подождать, пока он сладит с телом и сможет снова писать!

– …

Но контролировать тело Илье было трудно и хоть, спустя месяц, он и стал собраннее, на предоставленных листах он ни писал, ни рисовал. Александра пыталась найти зацепку и вникала в каждую деталь, рассказанную Наташей о жизни Ильи, но по рассказам, никаких психических изменений с ним не происходило до гибели той самой девушки. А о письмах Наташа и не догадывалась, а когда прочла одно из них – была ошарашена.

– Как? Он казался счастливым рядом с ней… И жил тобой? Нездорово, параноидально жил тобой? В несуществующих реалиях?

Это был выходной день. Владимир копался в гараже, Александра замешивала тесто для пирога. Дождь стучал очень мелодично, и Александра как будто погрузилась в эту мелодию всем своим существом и поэтому не сразу заметила, как вернулась из шахматной школы дочь.

– Ма-а-ам! Тебе письмо от незнакомца!..

Александра села в гостиной на пол и немедля разорвала конверт, на котором, по обыденности, не было адресанта. Возможность рождения всякой мысли было пресечено на корню.

«Мы вернулись домой… У нас есть дом, ты вспомнишь его и полюбишь…Путешествия и дороги утомили…

Ты не узнала соседей. Не страшно. Главное, что я с тобой, а меня ты чувствуешь, знаешь, помнишь.

После серьезной работы над чисткой дома, мы сели во дворе на газон с бокалами… сока… Ты любишь пить сок из бокалов. Только вишневый, чтобы, как в детстве: будто вино.

Я смотрел на тебя. В каждой твоей морщинке, в каждой черточке лица я вижу всё ту же девочку с причудливым курносым носиком и язвительными глазками. Вечность – это память. Нет… не бывает страшной старости, душа моя! Бывает вечность: красивая и чувственная. Я не буду больше убеждать тебя в том, чтобы ты не боялась старости… Ты всё чувствуешь сама, а капризные недовольства морщинами – просто игра. Снова игра…

Дома у нас нет никого. Ты не любила кошек, а собаку мы не удосужились завести. Детей тоже…

Ты призналась мне, что всё-таки хочешь дом… постоянный… Ну, это и правильно, а путешествия тебе пошли только на пользу.

Можно ещё дачу построить! Только сперва вернемся к работе.

Ты рассказала мне свой сон. В рай заглянула во сне: перед тобой с каждым шагом открывались ворота, за которыми были райские пейзажи… Но ты не входила ни в одни и радовалась, что однажды сможешь не только смотреть мельком, а обходишь и прочувствуешь… Особенно тебе понравились ворота, за которыми всё было сотворено из лепестков: голубых, розовых, желтых, зеленых, сиреневых… Там виднелся крутящийся на облаке трон из цветов… Огромнейший трон и ты знала, что он для тебя… А в отражении одного из лепестков ты увидела себя: гладкокожую и с детской улыбкой… Ты вспомнила эту улыбку…

У тебя красивые сны. Любуйся ими… Дороги оживили нашу историю… А дома будет хорошо».

Александра смотрела на размашистые буквы и думала… Нет. Не собрала мысли.

Владимир отвез её в клинику, но к Илье ей заходить не посоветовали по причине того, что последние три дня приступы обострились и ему очень тяжело дается хоть на время взять под контроль собственное тело и голос.

– Письма он сам бы на почту не смог относить, – искала ответ Александра, – Илья играет. Пишет эти письма, чтобы напоминать о себе, но сам предпочитает не видеться и не говорить. Это месть: глупая и детская!.. То есть, он пишет, сестра – отправляет, а врачи видят, что он не то, чтобы письма слагать, – двигаться толком не может.

Владимир молчал.

– Нет, болезнь есть: сам факт его поведения. Но не та болезнь, о которой мы думали прежде. Это фанатичная зацикленность… То есть способом, смыслом стала причастность к моей жизни. В письмах я могу узнать только то, насколько хорошо развита у него фантазия и визуализация того, чего нет. Но не саму суть.

– …

– Что думаешь?

– Тебе нужно отдохнуть… Завтра подумаем.

– ?

– !

Александра проснулась рано. Владимира дома не было. На телефонные звонки он не отвечал. Воскресный день – не её рабочая смена. Дочь ещё спала.