Евгений Чепкасов - Триада

Миша и Гена держались несколько позади университетской группы, не сливаясь с ней; разрыв еще более увеличился, когда Миша, прочитав перед началом Канавки инструкцию по ее прохождению, принялся переписывать на бумажку «Богородице Дево, радуйся…». Гена улыбчиво поджидал и, загибая пальцы, творил молитву.

Наконец тронулись. Канавка представляла собой что-то вроде траншеи, прилизанной временем и поросшей травой, а рядом с ней, по дорожке, против часовой стрелки, тихонько шли паломники, шепча Богородичную молитву. Гена и Миша тоже шли и шептали. Гена чувствовал внутри себя и вовне тихую радость, какая случается изредка во время молитвы, и еще он чувствовал, что идет по кромке пакибытия. Тишина, окутавшая Канавку, была не от мира сего, и потому никакие звуки не могли ее вытеснить, – вот дети выбежали из школы, расположенной внутри Канавки, они шумят, но тишина остается тишиною. Гена дошептал, загнул палец и вновь принялся… Тихо.

– Наших не видно, – заметил Миша, окончив путь.

– Пойдем к автобусу, – предложил Гена и спросил, поспешая: – Тебе сколько осталось?

– Сбился. Но ощущения очень странные.

– Погоди. Я буду дочитывать.

Молчали почти до самого автобуса, пока Гена не перекрестился и не сказал:

– Всё.

Они успели и были направлены экскурсоводом по точному адресу к странноприимной бабушке.

– А далеко до Серафимова источника? – спросил Гена.

– Километра три. Но вам лучше с нами не ехать, а зайти к бабушке и договориться точно. Как договоритесь, идите на три ближних источника, сначала на Казанский – как раз успеете до вечерней службы. А на Серафимов источник лучше завтра, после литургии. И сухариков из чугунка батюшки обязательно возьмите. Канавка и сухарики – это обязательно.

– Спаси Бог, – пробормотал Гена, силясь всё запомнить.

– Причащаться собрались? – полюбопытствовала экскурсовод.

– Да, – ответил Гена, а Миша взглянул на него с интересом.

Экскурсовод вдруг как бы смутилась, произнесла: «С Богом!» – и поспешно села в автобус. Автобус тронулся, а она с жалостью к самой себе подумала: «Автобус – Канавка – сухарики…»

Гена же и Миша пошли искать дом странноприимной бабушки, руководствуясь точным адресом и ориентирами.

В селе Дивеево соседствовали избушки-развалюхи и крепкие срубы, брошенных домов видно не было. Гена и Миша шли по ровной асфальтированной дороге, но почему-то думалось, что она здесь одна такая, а рельеф остальных дорог села определяется колдобинами, лужами и коровьими лепехами. С какого-то двора на всё село громогласно разносилось записанное на магнитофон церковное пение. Может быть, знаменное – Гена не разбирался в этом, слышал только, что знаменное пение теперь принято хвалить, а партесное – ругать. А может быть, наоборот, партесное было – Гена не знал.

– Хорошая деталь для рассказа, – сказал Миша с улыбкой. – Слышишь?

– Слышу, хорошая, – согласился Гена и добавил: – Я и забыл, что ты тоже пишешь.

– Пишу. Надо будет в городе обменяться произведениями.

– Обменяемся. Нам сюда, кажется.

Странноприимная бабушка из домика-развалюшки показала им небольшую комнатку с кроватями. Еще она обратила внимание паломников на будильник, чтобы уж не проспали, а за ночлег попросила очень дешево.

– Скажите, а как до Казанского источника добраться? – поинтересовался Гена на прощание.

– А вот как шли от монастыря до меня, так и идите по той дороге. Дойдете до мостка через речку, перейдете и вертайте направо. Там купальня на берегу деревянная, увидите.

Паломники поблагодарили бабушку и отправились к источнику. Дорога вывела из села в поле – тихое и безлюдное. По полю змеилась речка, виднелся и мост. Солнце висело невысоко и готовилось через часок-другой-третий сесть за горизонт. Но пока оно светило ярко и настойчиво, словно не прошло еще бабье лето.

– А что нужно сделать, чтобы причаститься? – спросил Миша вдруг.

Гена ответил не сразу: он понимал, что вопрос не праздный, что Миша захотел причаститься, и, пожалуй, даже завтра причаститься, – и великое изумление онемило Гену. «Так не бывает!» – подумал он и вспомнил историю своего духовного восхождения от крещения до первой исповеди и причастия – по времени это восхождение заняло года полтора. И до крещения путь был немаленький. А тут, понимаете ли, за какие-то часы… В «Комете» на нем и крестика-то не было, – может, и сейчас нет, и он со всеми кричал: «Распни его!»…

– Ген, я спросил, – напомнил Миша.

– Ты хочешь причаститься? Завтра? – резковато уточнил Валерьев.

– Да, – ответил Солев просто.

– А ты читал про зерно, которое быстро взошло?

– Читал. Оно упало в места каменистые, поэтому у всходов не было корня и они завяли на солнце. Так бывает с людьми, которые легко веруют и легко разувериваются.

Они уже не шли – они стояли на дороге и пристально смотрели друг другу в глаза, словно играли в гляделки. Гена моргнул первым, покраснел и сказал:

– Прости меня, Миш. Прости Христа ради.

– Да ладно, Ген, всё правильно. Я и сам понимаю, что слишком быстро. Только я всё равно хочу здесь завтра причаститься.

«Может, ему послезавтра на голову кирпич свалится, а тут я со своей гордынькой влез: рановато, видите ли. Обзавидовался. Дурак», – отчитав себя таким манером, Гена решил помочь Мише, чем сможет, а уж дальше пусть священник решает.

– Пойдем, – сказал он, – а то стоим, как два барана… На ходу тоже говорить можно.

Они перешли мост и свернули направо.

– Ты веришь, что в литургической Чаше – Тело и Кровь Христовы? Веришь, что во время литургии хлеб и вино преобразуются в Тело и Кровь? – задал Гена главный вопрос.

Задумчиво помолчав, Миша медленно ответил:

– Я верю в Бога, – он примолк, будто прислушиваясь, нет ли в этой фразе фальши, и столь же медленно продолжил, после каждого постулата примолкая и прислушиваясь. – Я верю в то, что Христос – Бог… Я верю в то, что написано в Евангелии… Я верю, что связь между Богом и человеком не нарушена и богообщение возможно… Я верю, что Бог присутствует в православных храмах… Я хочу общаться с Богом так, как это делают православные… Если Христос на тайной вечере сказал, что это Тело и Кровь, и апостол Павел писал, что это Тело и Кровь, и православная Церковь верит, что это Тело и Кровь, – то это Тело и Кровь… Да, это Тело и Кровь.

Окончив свой символ веры, Миша остановился, замер, и на лицо его наплыло испуганное выражение.

– Аминь, – бодро сказал Гена, обернулся, остановился и спросил: – Что с тобой?

– Это Тело и Кровь, – повторил Миша с ужасом. – Тело и Кровь Христа.

– По вкусу как хлеб и вино, не бойся.

– Тело и Кровь Бога! То есть получается, что я могу завтра прикоснуться к Богу?!