Вячеслав Малежик - Герой того еще времени

Уже после того как она ушла, в Биробиджане, гуляя по улице, я встретил крестьянку, явно еврейского происхождения (почти как в анекдоте), одетую в кротовое манто. Я спросил, где такое можно купить, и мне показали заветный магазин, но бабы Дени уже не было… Кроты, да и я так и не смогли ее порадовать…

Бабушка очень обижалась, когда в Москве ей не позволяли мыть посуду и пол, стирать… А мы просто жалели ее.

– Что ж, я уже совсем ни на что не пригодная, что ли? – спрашивала она.

Привыкшая к труду, она явно тяготилась своим праздным, как ей казалось, образом жизни, когда не знала, чем заняться. Два или три раза она съездила в Занино, но, кроме грусти, других впечатлений эти поездки у нее не рождали.

Мы жили на пятом этаже в доме без лифта, и поначалу она спускалась во двор. Но подружек себе так и не завела, поскольку мир ее интересов сильно отличался от быта ее сверстниц из Москвы. А потом заболели ноги, и она уже не спускалась с пятого этажа совсем.

Развлечением для бабушки были гости семьи и персонально мои дружки, которые часто захаживали ко мне. Если родителей еще не было дома, то это был день бабы Дени – она нас кормила, поила чаем, а потом еще и выходила на лестничную площадку, когда ребята шли покурить, а я брал гитару, стул и самозабвенно пел в подъезде. Ох, как звучали мои песни, спетые у дверей квартиры № 59 на пятом этаже! Естественная реверберация подъезда затоптала бы любой фирменный прибор поздних времен, используемый для обработки звука нынешними музыкантами.

А вечерами мы пытались подсадить бабу Деню на массовую культуру… Вся семья начинала зазывать ее посмотреть телевизор, но ни фильмы, ни «Клуб кинопутешествий», ни «В мире животных» не смогли победить консерватизм Евгении Никитичны.

– Что мне на них смотреть? Если б они мне Игната показали или Нюрку-бригадирку, а так…

Однажды, зайдя в комнату с телевизором, она увидела там оперу, где тетка с вытаращенными глазами, прижимая руки к полной груди, что-то голосила.

– И за что им только деньги платят? Их всех бы клевер стоговать отправить, больше бы пользы было.

А как-то раз в доме случилась «трагедия»… Бабушка уже никуда не выходила из квартиры и была узницей тюрьмы по имени «Москва». Стоял солнечный день – солнышко, ярко сверкающее за окном, отражалось от стекла серванта и попадало на экран новенького, недавно купленного телевизора. На экране горел яркий зайчик, так похожий на зарождающийся огонь в печке ее деревенского дома. Посоветоваться было не с кем, пожаловаться тоже – все были на работе и в школах. И баба Деня решила бороться с «пожаром» самостоятельно. Было вылито несколько кастрюль воды на цветной широкоэкранный «Рубин». Что интересно, «пожар» был потушен – солнышко зашло за тучи. А вечером случилась гроза: отец вернулся, и стоило больших усилий успокоить разбушевавшуюся стихию гнева кормильца семьи.

И все-таки я помню один случай, когда бабушку удалось усадить к телевизору. В тот вечер показывали КВН, и я в составе команды МИИТа участвовал в съемке программы. Было домашнее задание – сочинить песню о трудовом подвиге комсомола… И мы вместе с поэтом Р. Плаксиным придумали:

Неплохая песня получилась, и мы ее даже с успехом пели в своих концертах. Но, видно, веселости и находчивости в ней было маловато, и, чтобы увеличить процент содержания этих компонентов в песне, в нее включили танец. Парень и девушка вдохновенно изображали красками танца трудовые будни и делали это так ярко и незабываемо, что певцов практически не показывали. Баба Деня, сидя у экрана (все это передавали в режиме живого эфира и поэтому веду пересказ со слов сестры), прокомментировала увиденное следующими словами:

– И чего эта вертихвостка в экран все время лезет – малóго загораживает!!!

Описывая чудачества своей бабушки, я невольно задумываюсь, что сам стремительно приближаюсь к возрасту ее геройств. Кровь, текущая в моих жилах, несет и ее гены, и каких тараканов буду я сам разводить и гонять, еще неизвестно. А жить-то хочется, и чувствовать себя нужным тоже, и о возрасте задумываешься не в первую очередь. И баба Деня жила и утверждала себя в нашей семье.

Моя сестра в очередной раз вернулась с юга и должна была привести к нам в дом кавалера, который с большой степенью вероятности мог стать ее новым мужем. Нонне было уже тридцать два, а ухажеру сорок пять. Впоследствии все у них сложилось удачно, они женились и сестрица родила долгожданную дочку. А тогда переполох в доме был значительный – что-то ставилось на стол, доставались какие-то дорогие, специально для такого случая припасенные напитки.

Бабушка тоже участвовала во всеобщей суете и нарядилась в праздничную одежду. Наконец раздался звонок, и в квартиру вошли Нонка и кандидат в женихи. Он был высок, красив… Лысина, венчавшая его голову, как раз украшала и не вызывала сожалений. Запомнилось сразу, что глаза были разного цвета – один коричневый, другой голубой. Не знаю, что это значит в физиогномике, но это рождало какое-то полутревожное, полулюбопытное чувство. Время взаимных приветствий прошло, и начался ни к чему не обязывающий треп о море, о футболе и еще бог знает о чем. Бабушка всю эту прелюдию была на кухне и, когда я туда зачем-то заскочил, спросила меня:

– Славк, а как малóго-то зовут?

– Игорь Николаевич.

– А как ты думаешь, хорошо будет, если я приду и с ним поздороваюсь?

– Конечно, ба, все тебе будут только рады.

Я ушел к столу и забыл о нашем диалоге. И вдруг в комнату со стороны кухни, сложив в лодочку ладонь и вытянув ее (думаю, еще на кухне) вперед, как быстроходный катер, влетает бабушка.

– Доброго здоровьичка, Игорь Миколаич!

– Здравствуйте, Евгения Никитична, – сказал Игорь и поцеловал бабе Дене руку.

Все рассмеялись, и дальше застолье и беседа шли уже в расслабленном режиме.

– Внучок, – обращалась бабуля к жениху, – ты подкладывай, подкладывай.

– Спасибо, все очень вкусно.

И я удивлялся, слыша это «внучок». Игорь Николаевич, по моим, тем еще, понятиям, уже на него не тянул. И как потом было грустно, что в мои сорок пять меня внучком никто не называет…

А я учился в институте, и привычная система «аврал» помогала мне сдавать экзамены и зачеты и в последнюю минуту доделывать очередную курсовую работу.

– Милый, что ты не спишь, все учишься, учишься?

– Ба, надо доделать проект…

– Ложись, утром доделаешь. Хочешь, я тебя разбужу. Утром дело спорится.