Игорь Белисов - Скорпионья сага. Cамка cкорпиона

«Ты все еще занимаешься скорпионами?» – «Занимаюсь. Куда бы я делся». – «Торчишь в лаборатории?» – «Пишу, видишь ли, диссертацию». – «Иными словами, прозябаешь на нищенскую зарплату?» – «Ну… да». – «А не пора ли тебе начать делать дела?» – «Это как?» – «Зарабатывать деньги».

Недавно Андрон познакомился с одним человеком, который держит «точку» на Птичьем рынке. Торгует всякой экзотикой, в том числе, насекомыми. Андрон обо мне рассказал, и тот заинтересовался. Если бы я смог наладить поставку, можно было бы сделать бизнес: «Ты только прикинь: мелюзга идет за десятку, средние – уже за двадцатку, а „Императорский“ длиной сантиметров пятнадцать идет по сорок баксов за штуку!»

В деньгах я, конечно, нуждался. По правде говоря, научная бедность достала. Но его предложение, соблазняя возможной наживой, смущало неприглядностью теневой стороны.

«Решайся. Я ведь в профкоме еще начинал, с калькуляторов. Теперь вот компьютеры, высокие технологии, солидный бизнес. Ты начнешь со скорпионов, а там, глядишь, тоже раскрутишься». – «Андрон, ты толкаешь на преступление». – «Да не парься! От лаборатории не убудет. Оглянись, каждый зарабатывает, на чем может. И вообще, ты только не обижайся, но между нами, друзьями, честно живут теперь одни неудачники».

В пятницу вечером он приехал ко мне в зоопарк. Я заранее приготовил пару экземпляров «Pandinus imperator», пяток «Centruroides gracilis», столько же «Heterometrus spinifer» и десяток «Babycurus jacksoni», мелковатых, но замечательно красочных. Каждого скорпиона я поместил в отдельный футляр, сделанный из пластиковой бутылки. В течение дня собирал емкости по урнам зоопарка, озираясь, чувствуя себя бомжем. К вечеру я стал владельцем «товара». Уложили «товар» в просторный багажник «мерса». Когда Андрон, усевшись за руль, надел черные очки, я ощутил себя прям-таки гангстером.

Человек с Птичьего рынка оказался упитанным юношей, похожим на филателиста или двоечника, но никак не на скупщика краденого. Он поджидал нас на лавочке детской площадки, читая книжку в тени тополей. Рядом лежал пустой баул. Андрон нас друг другу представил. Пожали руки. Андрон распахнул багажник. Толстяк заглянул, затем достал из баула и натянул перчатки. Он по одному брал каждый футляр, придирчиво рассматривал содержимое, называл цену, я солидно кивал, и он перемещал «товар» в свой баул.

Два последних футляра почему-то в дороге раскрылись. То ли я неплотно пригнал, то ли прыткие заключенные пустились в побег. В багажнике валялись четыре обрезка прозрачных бутылок, а их обитателей след простыл. Неприятность.

Они обнаружились в темном углу у левого стоп-сигнала. Толстяк осторожно поднял за хвост одного и вытащил сразу двоих. Те сцепились. Трудно сказать, чего они не смогли поделить. Ясно было одно: между скорпионами идет жестокая схватка.

Толстяк напряженно тянул два хвоста в разные стороны. Наконец, бойцы расцепились. У одного отвалилась клешня.

– Этого уже не продать, – заключил скупщик краденого. Победителя он вернул в футляр, а побежденного бросил наземь и раздавил каблуком.

Я раскрыл было рот в запоздалой судороге несогласия, но Андрон остановил меня жестом. Филателист и двоечник взглянул исподлобья. Застегнул баул, снял перчатки, полез в боковой карман – и в его пухлых руках, шелестя, замелькали отсчитываемые купюры.

Бедной очень понравилось, что я начал-таки зарабатывать. С некоторых пор деньги стали ее излюбленной темой. У меня же с тех самых пор слово «деньги», произнесенное ее голосом, неизменно вызывает острую пульсацию мозга.

Она начала портиться, еще когда вышла на работу в аптеку. Уже тогда я почуял перемены не к лучшему. Ее зарплата была небольшой, собственно денег-то я и не видел, но жена все чаще и круче задирала напудренный нос.

А полгода назад она устроилась в иностранную фирму. Та же фармацевтика, однако совершенно иные условия. Ей дали машину, и она гордо раскатывала по аптекам города, предлагая провизорам некий препарат «Цефаскор». Иными словами, навязывание продукции. Кажется, это называется «коммивояжер»? Нет, поправляла она, ее должность – «медицинский представитель». А официально и по-нерусски – «сейлз репрезентатив». И платят, между прочим, в валюте! Мало того, у них применялась бонусная система, стимулирующая заинтересованность в активных продажах, и если не лениться, можно хорошо заработать.

Короче говоря, она теперь зарабатывала больше меня.

Периодически она впадала в настоящую манию, полагая себя единственной в доме добытчицей. Попытки напомнить, что хозяйство тащу на себе, все же, я, мгновенно доводили ее до кипения вплоть до взрыва. Она заводила старую песню про «настоящего мужика», который что-то там по неписаным правилам «должен». Во всяком случае, зарабатывать больше, чем его женщина. Принципиально! Я морщился, затыкал уши и задумывался: а зачем?

Лично мне-то на жизнь хватало. Вполне. Да и семья, если разобраться, не бедствовала. Но для жены деньги имели более размашистое значение. Сколько помню, ей всегда было мало. А с тех пор, как она превратилась в «репрезентатив», ее запросы пошли на взлет и от земли оторвались. Она подсовывала мне под нос красочные фотографии в регулярных как дамские месячные журналах, сперва намекая на симпатию к какой-нибудь вздорной вещице, а затем убеждая в необходимости это купить. Я вяло отмахивался. Она решительно наседала. Оклад «представителя» позволял «более высокий жизненный уровень», и по ее мнению, не худо бы мне подтянуться. Мне предлагалось включиться в гонку амбиций. Славное дельце! Но мне-то это зачем?

Да, конечно, мужчина должен платить, такова уж традиция. И положа руку на сердце, я готов был платить своей женщине. Вот только – за что? Не за то ли единственное, что когда-то связало наши сердца? Именно, за любовь! Но раз любви больше нет, на кой черт мне горбатиться? Просто служить ее ненасытности? С какой такой радости, по какому такому закону? Ради какой такой высокой идеи, искусственной, высосанной из пальца, навязываемой все более активно, вопреки чувствам и логике? Неужели, затем лишь, чтоб мне не жалили мозг?

И вот однажды я принес ей «хорошие деньги», которые выручил с украденных скорпионов. Жена разрумянилась, полезла ластиться. Принялась фантазировать, что можно теперь купить. Ни одна из ее новых возможностей не являлась моей потребностью. Ни один из заработанных долларов не открывал для меня никаких горизонтов.

В ближайший выходной она отвезла меня в гипермаркет под фамильярным названием «Твой дом». Нагрузила тележку всякой ненужностью. Покупкой номер один оказался домашний сейф. К вечеру я завершил его установку в недрах ее платяного шкафа.

С того дня все наши семейные деньги она запирала в броню на ключ.