Игорь Белисов - Скорпионья сага. Cамка cкорпиона

Я оглянулся. Смеялась. Совсем беззвучно. Только губы врастяжку и зубы поблескивали. И плечи подрагивали. Она сидела на мятой постели, обхватив сомкнутые колени, и ее голое, хрупкое тело мелко вибрировало. Ободки ее век стали розовыми, глаза заблестели, голубая радужка посерела, остекленела, ресницы моргнули – и потекло, потекло… Она плакала. И смеялась. Как всегда, не хотела драматизировать, но и не могла усмирить пробившуюся изнутри боль.

Мне сделалось муторно. Вот и все. Кажись, приплыли. Пока есть любовь, никакие кризисы не страшны, это правда. Вот только любовь – не статичное состояние, но процесс. А всякий процесс развивается по законам Природы.

И однажды упирается в собственный кризис.

Катастрофы почему-то случаются неожиданно.

Хотя, в принципе, ты знаешь об их вероятности. В мае мне позвонила мама. Я подумал, она приглашает приехать на дачу. Так и есть, она приглашала.

У отца обнаружили рецидив.

Я примчался в тот же будничный день к ним домой. Отец сходу заверил, что чувствует себя, в общем, неплохо, просто при контрольной томографии нашли опухоль «слегка выросшей». Развел руками, улыбаясь смущенно, точно оправдываясь.

– Папа… и что теперь делать?

– Не знаю. Ждать… Возможно, придется лечь на повторную операцию.

– А врачи? Что говорят врачи?

– Да разве они скажут правду? На то ведь они и врачи, чтобы врать. – Отец помрачнел, поджал губы, склонил голову. Принялся выщипывать ороговевшие заусенцы. Вдруг поднял глаза и чуть улыбнулся: – Я знаю только одно: в жизни всегда должна оставаться иллюзия перспективы.

К себе домой я возвращался, словно пришибленный. Вагон качало, вокруг теснились ненужные люди. Передо мной стояла улыбка отца, и в голове звучали слова, которые поразили меня оптимизмом его обреченности, без самообмана, но с нескончаемостью надежды: иллюзия перспективы… Иллюзия перспективы…

Доцветали последние майские дни. Учебный год близился к завершению. В один из вечеров мы с Малышом упражнялись в осточертевшем словарном запасе, негласно мечтая о скорых каникулах. С тем, что в глобальном мире нужно знать языки, я практически свыкся. Но никак не мог полюбить высасывание из меня энергии. А занятия с Малышом меня ох как высасывали. И не только они. Вообще, мое предназначение в этом доме.

С некоторых пор меня преследует тайная мысль: как бы мне потихоньку от всего устраниться? Чтобы не платить за образование отпрыска, за обновление гардероба, за коммунальные услуги, за телефон, за интернет; за безумный кредит, который взяла-таки Бедная… Словом, чтобы меня для других больше не было.

Я вдруг вспомнил, что слово «жизнь» – женского рода. А «человек» – неизбежно мужского. Во всяком случае, так обстоит с европейскими языками. Мне показалось, в этом таится сакральный смысл. Я почти был готов окончательно сформулировать свою этимологическо-гендерную концепцию, которая стала бы парадигмой мироустройства. Когда дочь ушла спать, я включил интернет, чтобы продолжить исследования…

У арабов «жизнь» обозначена словом «хаят» и ассоциируется с женским родом. «Человек» – мужским словом «инсан». Арабский мир пожимает руку моей гипотезе… А вот евреи неожиданно озадачили. У них «жизнь» называется «хаим», почти как в арабском, только слово принадлежит к мужскому колену. Как это понимать? Богоизбранность? Шовинизм?.. Кстати, «человек» у евреев – в двух вариантах: «иш» и «адам». И то, и другое – по-человечески: мужской род. Но утверждение мужского начала «жизни»? Однако! Я невольно зауважал иудеев… Тут моя мысль переключилась на Индию. Древнейшая религия, могучая нация, и между прочим, их – почти миллиард. Выяснилось, что у индусов «человек» – «адми», «жизнь» – «зингади». Оба понятия – мужского рода… Новые данные требовали осмысления. Если «человек», как я и думал, у всех – мужчина, то «жизнь» – слово женское далеко не у всех. Моя гипотеза обретала драматическое напряжение… Ну хорошо, а как с этим обстоит у китайцев? Говоря объективно, китайский язык – самый распространенный. Каждый четвертый человек на Земле – не кто иной, как китаец…

На этом месте меня прервала жена.

Она пожаловалась на «жуткую головную боль». Я посоветовал выпить фирменную таблетку. Ее лицо передернула злоба, но взяв себя в руки, она уточнила, что голова болит ежедневно, причем, давно. Мои соболезнования обернулись в ней раздражением. Мне оставалось предложить вызвать «скорую». Она отвергла, «скорая» не поможет, потому что сегодня она была у врача.

Я приготовился к худшему… И она сказала:

– Мне нужна половая жизнь.

Перед глазами мелькнул мой счастливый год, в течение которого, казалось, тема навеки закрыта. И вот теперь меня просвещали: оказывается, женский организм нормально функционирует только при наличии регулярного секса. Так сказал ее врач. Для этого существует муж.

– Ты же знаешь, я импотент.

– Примешь «Лавеум».

– Может, все же, лучше тебе принять таблетку от головы?

– Я знаю, что мне лучше.

– Извини, я не буду травиться. Возможно, закомплексованные и пьют эту дрянь. А я, знаешь ли, хочу помереть естественной смертью.

Тут ее взорвало. Стала орать, полезла царапаться. От когтей-то я кое-как, через раз, уворачивался, но невозможно было укрыться от психотических слов, оглашающих комнату, квартиру, ночную округу… Меня всегда поражала ее неистовая убежденность, будто воплями можно чего-то достичь. Призывал успокоиться. Все же Малыш… Да и соседи… Она лишь зверела. В меня летели «скотина», «проститутки», «присоски» и проч…

В конце концов, заперся в туалете.

Подняла Малыша. Я слышал, как все те непристойности, которыми минуту назад жена поливала меня, теперь обрушились на невинную дочь. Во мне всклокотало отцовское бешенство. Я должен, обязан был выйти и врезать самке по морде. В противном случае, какой из меня отец?.. Я понуро курил. В тюрягу по ее милости не хотелось… В дверь постучали.

– Папа, открой… Ну пожалуйста!

Я открыл. Перепуганная Малыш смотрела из тьмы умоляющим взглядом.

– Папа, сделай, что она тебя просит.

– Доченька, это невозможно.

– Ну что тебе, трудно? Пожалуйста, сделай. Ради меня.

Никогда. Никогда я не думал, что возможна ненависть к родному ребенку. И вот я сидел в туалете, и дочь толкала на мерзость, и я понимал, что в этот миг ее ненавижу. Ведь она – продолжение чертовой мамочки. По-хорошему, пришло время сваливать. Только как? Бросить семью – аморально, преступно!.. А семья без любви?.. Это безнравственно. Такая семья – чудовищна, и может взрастить только чудовище.

– Хорошо. Иди спать. Я сделаю это. Ради тебя.

Не знаю, насколько Малыш успела уснуть, однако через полчаса жена вышла из ванной, вся распаренная, в кремах и духах. Густая маскировка не скрывала ее запаха. Не то чтобы она по-женски сильно увяла, но мое возвращение к ее телу было жизненной ложью, насилием над правдой природы. Прогнула. Нашла эффективный способ. Подчинила-таки своей власти. Самка… В ее глазах светилось победное торжество. Я, в свою очередь, вложил во взгляд всю бездну презрения. Ничего-ничего, я сильный мужчина, я обещал, я сделаю это.