Нина Строгая - В жару

© Нина А. Строгая 2015

© Skleněný můstek s.r.o. 2015

Иллюстрация © Марик Войцех 2015

Данное произведение содержит откровенные сексуальные сцены и ненормативную лексику. Не допускается к прочтению лицам моложе 21 года, людям с неустойчивой нервной системой, беременным с той же проблемой, а также ханжам и прочим страдающим предрассудками и нетерпимостью персонам. Все действующие лица и события, описанные в данном тексте, являются вымышленными. Любые совпадения с реальными здравствующими или покойными людьми, либо персонажами придуманными, а также с фактическими или фантастическими событиями в прошлом, настоящем или будущем – случайны.

«Надейтесь до конца! – воскликнул Ньюмен, похлопав его по спине. – Всегда надейтесь, мой мальчик! Никогда не переставайте надеяться! Вы меня слышите, Ник? Испробуйте все. Это кое-что значит – увериться в том, что вы сделали все возможное. Но главное – не переставайте надеяться, иначе нет никакого смысла делать что бы то ни было. Надейтесь, надейтесь до конца!»

Ч. Диккенс, «Жизнь и приключения Николаса Никльби»

Иван вышел на мокрую от дождя улицу, и тотчас же сырость проникла внутрь его существа, и он выдохнул ее теплым живым паром. «Странно, ведь не мороз же», – подумал Иван, содрогнувшись. С тоскою представив, что идти под моросящим дождем мрачными глухими дворами довольно долго, такси все же ловить не стал, поскольку был уверен в том, что там, в машине, на заднем сиденье, с ним обязательно случится нехорошее. Съежившись и спрятав руки в карманы, Иван смело шагнул в лабиринт подворотен. Дождь тихо барабанил по крышам, по оконным откосам, редко где горел слабый свет, казалось, что холод и уныние пробрались в сердца даже самых уютных квартир и остались в них жить, бесцеремонно вытесняя прежних хозяев, так же, как и в душе Ивана поселились теперь навечно не дающий покоя страх и мучительное чувство безысходности и одиночества.

– Fuck! – выругался Иван, когда, вступив в глубокую лужу, почувствовал, как чавкнула вода в ботинке. Он шел, шел быстро, не оглядываясь, и высокую худую фигуру его насквозь пронизывал ветер, делая еще более слабым и беззащитным перед ненастьем. Иногда он переставал ориентироваться, но спасал какой-то животный инстинкт, не давая сбиться с пути в наступавшей порою кромешной тьме, невероятно угнетавшей Ивана и порождавшей множество на редкость неприятных мыслей, с которыми невозможно было бороться, призвав на помощь воображение, и когда, наконец, Иван увидел перед собой дорогу, освещенную тусклым светом грязных фонарей, на душе его стало спокойнее.

Он вышел на безлюдный проспект и направился вдоль длинного ряда витрин, начиненных безжизненными истуканами в модных одеждах. Свет рекламных неоновых вывесок злачных заведений, мимо которых проходил Иван, не грел и был подернут туманной дымкой – в этот вечер город неудержимо напоминал Ивану Лондон Диккенса.

Миновав знакомую арку, под сводами которой скрывались от дождя девицы в пестрых одеждах, Иван остановился у стеклянных дверей ресторана. С любопытством разглядывая девушек, он заметил, что у одной из проституток – смуглой, костлявой брюнетки с короткой стрижкой «каре» – все зубы золотые, и когда, выглядывая время от времени на проспект, она улыбалась, озаренная огнями ресторана, зубы блестели необычайно ярко и желто. Вторая девица была одета в зеленое, состоящее из крошечных и, казалось, живых чешуек платье, которое плотно облегало стройную фигуру и напоминало наряд ящерицы или змеи. Самая старшая из них – маленькая и вертлявая, похожая на птичку колибри, но не такая хрупкая и легкая, – беспрерывно хохотала и выглядела экстравагантнее, чем остальные – к шиньону на затылке у нее было приколото большое пушистое, выкрашенное в насыщенный ягодный цвет, перо, покрывающее белокурою головку, а на корсете посреди груди цвела алая роза из шелка.

Иван в упор смотрел на девушек, ошарашенный их театральными туалетами, но, взглянув на свои заляпанные грязью, поношенные кеды, с досадой подумал, что, несмотря на вычурность, даже шлюхи одеты лучше него, а еще он подумал, что, вероятно, сходит с ума, ведь всего несколько минут назад он был абсолютно уверен в том, что вышел из дома в дорогих, из мягкой кожи, ботинках.

Иван тяжело вздохнул и робко шагнул к курившему на ступеньках метрдотелю. Это был высокий светловолосый мужчина средних лет с глубокими залысинами на лбу и каким-то необычайно надменным выражением лица. Иван виновато улыбнулся ему, а метрдотель, в свою очередь, устремил ледяной взгляд прямо в карие очи Ивана, и тот в ужасе отпрянул – никогда в жизни он не видел таких жутких, проникающих в самое сознание глаз.

– Тебе чего, парень? – злобно усмехаясь, спросил метрдотель.

– Пустите меня, пожалуйста, – у меня встреча с приятелем… Максом. Возможно, вы его знаете, он часто здесь бывает, – набравшись храбрости, лепетал Иван и не узнавал своего голоса. «В конце концов, я стригусь у отличного парикмахера», – мелькнуло у него в голове.

– Пустить тебя в зал? Да ты в своем уме? У нас дресс-код сегодня – закрытая вечеринка, слышал? – осклабился метрдотель, презрительно оглядев Ивана с головы до ног.

– Я могу… я… я вам денег дам, о’k? – предложил Иван и, засунув руку в задний карман, не ощутил, к своему великому удивлению, ожидаемого хруста денежных купюр, которые положил туда накануне вечером. Это неприятное обстоятельство незамедлительно отразилось у него на лице. – Что ж такое? Мистика какая-то, – хрипло произнес Иван.

– Да уж чего мистичнее, – мерзко хихикнул метрдотель, бросил окурок в лужу перед собой и со словами: «пойдем со мной, дружок», – нырнул под арку.

– Так вы меня пустите? – повторил вопрос Иван и мимо сочувственно глядевших на него девиц последовал за метрдотелем во двор.

– Пустите, пустите… – эхом отозвался тот, со скрипом открывая дверь в парадную и знаком приглашая Ивана внутрь.

Иван мало что понимал, когда поднимался по лестнице, тупо уставившись в широкую спину метрдотеля, а когда они добрались до дверей квартиры, которая находилась на последним этаже, отважно вошел в нее первым, быстрым шагом пересек открывшуюся взору комнату и сел на кушетку возле окна, осознав в этот момент, что избавился от мучивших его дрянных мыслей.