Андрей Акцынов - Бретёр

Лимонов и Каспаров сформировали первый в новейшей истории радикальный тандем оппозиции и основали коалицию «Другая Россия». Оба были ультрасами в своей идеологии, два этих злобных типа.

Рассмотрим в увеличительное стекло последнего. Армянский еврей из Баку, самый молодой шахматный гений в мировой истории, имел склочный характер избалованного принца. Этот господин в кепке с лицом наперсточника, гремучая смесь южных кровей, негодовал, как это мать-Россия все еще не припала к его ногам. Он ведь чемпион, а значит, она должна принадлежать ему по всем законам жанра.

Каспаров общался со всеми нагло и по-хамски, как будто раздавал распоряжения будущей прислуге своего королевского двора. Фанаберия никак не подкреплялась политическим талантом. Политика – это не шахматы, как считают профаны. А то нами бы правили шахматисты. Наполеон, как известно, играл в эту игру погано.

Бретёр не смог проехать по Невскому, все было перегорожено. Впереди он увидел несколько рядов ограждений, тучных в полном обмундировании омоновцев и выбившуюся из-под контроля толпу. Весь Невский до Гостиного Двора был занят толпой. Мать-перемать, это что, революция? – подумал он и испытал смешанные чувства. С одной стороны, восторг. Атмосфера ликующих народных масс воодушевляет лучше чего бы то ни было. Еще он чувствовал неловкость и стыд. Вместо того чтобы прорывать кордоны вместе с товарищами, он бесцельно болтается по жизни и переживает из-за того, что не может удовлетворить какую-то девку. Он разозлился на себя. Бретёр никогда себе не простит, если революция пройдет без его участия.

Он кое-как припарковал машину и нырнул в толпу. «Марш несогласных» 3 марта 2007 года выдался самым жарким политическим днем за последнее время. Десятки тысяч граждан столпились на Лиговском у того самого БКЗ. Оттуда же шагал Бретёр 7 ноября с красным флагом на годовщину революции семнадцатого. Санкционировать проход до площади Восстания никто не собирался. Но если критическая масса рассерженных граждан собирается в одном месте, да еще космические силы этому благоприятствуют, то разрешения никто ни у кого не спрашивает. Народ в результате прорвался не только до Восстания, но и вывалил на проезжую часть Невского, разрывая плотины милицейских кордонов.

Лидеры, среди которых он узнал Андрея Дмитриева, расположились прямо на красной башне бывшей в царское время городской думы. Они залезли наверх и по очереди кричали в мегафон. Ликующая толпа отвечала криком в ответ, колыхалось бескрайнее море развевающихся флагов и знамен. В городе витало ощущение свободы.

«Марши несогласных» всколыхнули всю Россию, конфликт с властью был раскален до предела – марши были многотысячными и несанкционированными. Людей нещадно избивали дубинками. Оставалось только пронести этот огонь до выборов, чтобы страсти не утихли. До выборов оставалось всего ничего.

Бретёр был воодушевлен и взволнован еще несколько дней. Он немного задержался в универе, Саня ждал его в кафе рядом. Когда он зашел в эту фрицевскую забегаловку, то увидел нечто. Он даже не сразу понял, что тут происходит. Саня сидел вместе со Зверем, и они пили водку! И были пьяные.

– Что так долго? Мы тебя ждем. – Настя икнула. Она выпила и начала трогательно икать.

– Что ты с ней сделал? – обратился он к Сане.

Он подумал, что выглядит в этот момент как ее муж. Хотя он ей не муж и вообще неизвестно кто. Прав никаких на нее нет.

– Это все она, я тут ни при чем.

Получается, что она решила напиться из-за их неудачного секса или он слишком преувеличивал значимость своей персоны. То, что Саня имел на нее какие-то виды, – исключено. Их крепкая дружба… никто бы не стал рисковать ради полупьяной, пусть и красивой девки. Впрочем, Саня, накачавшись алкоголем, влегкую способен наброситься на какую-нибудь молоденькую студентку. С ними училась хорошая девочка Ангелина – красивые длинные ноги венчала впечатляющая задница. Так он бедняжку чуть не изнасиловал на танцполе в день первокурсника.

Бретёр посмотрел на Настю и увидел, как она широко, довольно улыбалась молодыми крепкими зубками.

«Как у молодой красивой лошадки», – подумал он.

В ней было что-то от молодой резвой кобылки. Он сел с ней рядом и обнял ее за талию. В ноздри ударил чуть больше обычного ее запах – запах здорового половозрелого животного. Запахи, они ведь управляют миром и отношениями своим невидимым волшебством. У него стал набухать член в брюках.

Член – вообще интересная штуковина, ему нельзя отдавать команды. Замечено, что он куда лучше функционирует, когда мозги не засраны всяким дерьмом, всякими размышлениями. Лучше никаких мыслей, девственная пустота. И еще никаких чувств. Во время любовных полетов, когда ты целиком витаешь в живой светящейся Вселенной, тебе не до того, чтобы е…аться. Вся твоя энергия уходит в бескрайний космос, подпитывая парящих там будд.

– Выпей с нами! Или ты как всегда? Не пьешь и не куришь… ты тепличный мальчик!

Бретёр больно ущипнул ее, так что она взвыла. Эта сучка хамит, теперь еще при его лучшем друге. Наглая провинциалка. В этот момент он не любил ее, общение проходило на животном уровне. Он почувствовал себя орангутангом и ухватил ее за задницу, а затем стал гладить ее попу двумя пальцами там, где она расходится на две половинки. Стало знойно и душно, Бретёр ощутил присутствие новых духов-искусителей.

Пить он не стал.

– Поехали в мастерскую! Там так здорово, шикарный вид и много картин…

– Да, там офигенно. – Саня знал, о чем говорил. Они вместе уже покурили там травы.

Зверь не сопротивлялся, а расплылся в похабной улыбке. Веди меня куда хочешь, только трахни, трахни, наконец!

В мастерской они уже были, понятное дело, без Сани. Бретёр заметил, что он приносил удачу во всяких таких делах, ситуация вдруг складывалась как по маслу. В широком грузовом лифте он спокойно взял Настю за горло, а вторую руку запустил между ног. Это уже никак не вязалось с возвышенными чувствами.

Они очутились внутри. Обойдем вниманием второй этаж и сосредоточимся на первом. Там за кухней у него была своя маленькая комнатушка, размером с половину маленького автобуса, во всю длину которой размещался ветхий раскладной диван, над ним висело гигантское полотнище с Че Геварой – единственное его нововведение в мир родительской мастерской. Предшествующая комнате ванная была сплошь покрыта ржавчиной и застарелой пылью.

Зверь ничего не сказал по поводу обстановки. Нигде не было шелковых простыней, свечей, шампанского – то, как представляет романтику обыватель. Грязь, возможно, даже, наоборот, возбудила ее. Настя вошла в туалет выполнить элементарные женские гигиенические процедуры. Он даже понаблюдал за ней в щелочку.